Онлайн книга «Моонзунд»
|
– Головным «Принц Адальберт», за ним бронепалубный «Мюнхен»… «Аугсбург», следом – «Роон», а концевым «Тетис»… Товсь! Первые снаряды пристрелки взмутили воду на перелете. Вторая серия рухнула под левой скулой «Новика». Эсминец замер, вздрогнув всем телом, и, отряхнув с палубы тонны воды, пошел дальше. – Карл Иоахимович, не пора ли менять курс к повороту? – Не спешите умирать, – отвечал фон Ден помощнику. – Что нам даст поворот? На циркуляции мы потеряем половину залпа. – Но мы же не сделали еще ни одного! – возмутился Артеньев. – А стоит ли? – неожиданно прозвучал вопрос каперанга… Гнусаво проблеял под козырьком мостика ревун. Следом за ним бравурно выстрелила носовая. На залпе людей осияло желтым восковым пламенем. Полыхнуло жарким дыханием порохов. – Кто давал приказ? – заорал Ден, перевесясь с мостика через поручни. От носовых орудий, выбивая из ствола пушки дымно воняющий унитар, ему отвечал старшина орудия, весь опутанный проводами: – Приказ и ревун даны с дальномера! Фон Ден задрал лицо к визирной площадке: – Лейтенант Петряев, сейчас же задробите дистанцию. Или вам кажется, что здесь маневры? Грудью преодолев напор ветра, через мостик шагнул Артеньев: – В чем дело? Данные верны – накрытие с первого залпа.. – Лучше обратитесь в корму, – огрызнулся командир «Новика». Тридцать восемь стальных шаров, до предела натисканных могучей взрывчаткой, болтались на рельсах эсминца. Один осколок в размер ногтя – и этого хватит, чтобы «Новик» со всей его командой превратился в раскаленное облако газов. – Я не имею права рисковать кораблем, – продолжал фон Ден. – Мне доверено сто двадцать молодых жизней. В том числе и ваша, старший лейтенант… Разве это не по-христиански? Петряев нарушил приказ, и второй залп носового плутонга напористо шибанул всех ударом пламени. С носа Дена сорвало пенсне. – Довольно спорить, – сказал он. – Мы давно в кольце! – Прорвемся! – озлобленно отвечал Артеньев. – Это безумие… – Безумно – думать иначе. Продолжать огонь! – Прекратить огонь! – настаивал фон Ден. – Я не могу принять боя с грузом мин на борту. Это лишено смысла… Сигнальщики! И фон Ден сам кинулся к этажеркам кранцев, в которых лежали, свернутые в коконы, флаги двух сводов – отечественного и международного. В руках каперанга ветер развеял шелковый моток флага, и все увидели… большое белое полотнище. – Поднимай! – велел фон Ден сигнальному старшине. Старшина Жуков испуганно взирал на командира: – Ваше благородие… избавьте. Как есть… Христом-богом прошу. Я русский моряк… не могу позориться! Лучше уж я погибну… Шестерка снарядов, сверля мутный воздух рассвета, прошла над мостиком, пригибая к решеткам настила самых храбрейших. Фон Ден развернулся и – вмах! – треснул Жукова по зубам. В паузе между залпами отчетливо лязгнули зубы старшины. – А хучь убейте! – осатанел Жуков. – Подымайте сами… Каперанг начал привязывать к фалам белый флаг. С высоты дальномеров разносился голос Петряева: – Кончайте этот декаданс… Нас же сейчас накроют! Артеньев вынул револьвер, ткнул его в спину фон Дена: – Долой с мостика! Или пришлепну… Фон Ден треснул рукой по оружию, и револьвер Артеньева, матово блеснув, скрылся за бортом. Первое орудие – в панике событий – вдруг замолчало. Германские крейсера, фукая в небо языками огня и копоти, быстро пожирали расстояние, тесня «Новик» в середину своего железного строя. – Вы арестованы! – сказал фон Ден старшему офицеру. Но тут сзади подошел старший минер Мазепа, заложил руку за шею каперанга и рывком свалил командира на решетки мостика. – Хватит уже! – заявил Щирый. – Лучше под трибунал пойду, но этого балагана не могу терпеть… Старший, бери команду! – Стойте! – кричал фон Ден, когда сигнальщики стали вязать его фалами. – Стойте же… вы все погибнете! Возле боевого телеграфа выпрямился лейтенант Артеньев: – Носовая, чего притихли? Давайте ревуна… огонь! И толкнул рукояти на «полный». Выбил заглушку на трубы в машину, приник к раструбу амбушюра. Носовая выстрелила, ударившись о медь, Артеньев разбил себе губы. Брызгаясь кровью, он приказывал в машину: – Дейчман, давайте из турбин что можете. А чего не можете, тоже давайте… Сейчас на лаге только восемнадцать! Стрелки тахометров, плавая в голубом дыму, потянулись дальше, отмечая возросшую ярость турбин. Пять германских крейсеров крепко зажали «Новик» в блокаде своих прицелов. «Новик» пенного буруна не давал, и потому немцы не сразу заметили нарастание его скорости. На крейсерах стали очухиваться, когда эскадренный миноносец пошел на прорыв… В рубках «Новика» неустанно отщелкивал показатель лага: 32 узла… 33… На тридцати четырех узлах вырвались из кольца, после чего умолкли пушки, а на мостик, расслабленно шатаясь, поднялся инженер Дейчман. – Меня сейчас избили, – сказал он, плача без стыда. – Кто избил? – обступили его офицеры. – Мои же кочегары. Грозили вышвырнуть за борт. – За что, Леонид Александрович? – А за то, что «Дейчман» означает «немецкий человек»… Дали отбой боевой тревоги, и до мостика дошел слух, что в кубриках заваривается кутерьма. Весть об измене командира задела самолюбие матросов. Казалось, они не могли простить себе своего заблуждения, что ранее подчинялись предателю. Теперь из низов корабля доносились выкрики: «Долой всех немцев! Баронов за борт!» Артеньев осведомился – кто больше всех шумит, и боцман Слыщенко донес, что шумят двое: – Портнягин – из первой, а Хмара – из четвертой палубы. – Этих крикунов ко мне, – распорядился Артеньев. Два матроса поднялись на мостик, посматривая исподлобья. – Берите в пирамиде карабины, – наказал им Артеньев. – Под вашу ответственность сдаю вам бывшего командира. Башкой ответите мне за него… Запереть его в салоне. Матросы, жестоко усердничая, поволокли фон Дена к трапу – с бранью унизительной: – А, хад ползучий! Тебе-то в плену бламанже на тарелочке подавали б. А нам лопатой из ямы помойной… Иди, сучара! Горизонт ожил, и Артеньев вздернул к глазам бинокль. От Виндавы спешили крейсера 1-й бригады – «Адмирал Макаров», «Баян», «Олег» и «Богатырь». Из радиорубки «Новика» вырвались бурные взрывы пискотни и воя морзянки – это работали радисты эсминца, сообщая координаты немецких кораблей. Крейсера России пронесло мимо – они, внешне нелюдимые, быстро растворились в серости дня… «Ну, кажется, все закончилось!» |