Онлайн книга «Площадь павших борцов»
|
* * * Еременко рассчитывал, что первым ударит Гот с юга, и был удивлен, что так быстро продвинулся Виттерсгейм с севера. 22 августа на левом берегу Дона враг создал плацдарм протяженностью до 45 км, где и накапливал силы. 23 августа, около 5 часов утра, с этого плацдарма, сметая все подряд на своем пути, ударная группировка врага прорвала нашу оборону, нанеся сильный удар с севера встык 4-й танковой армии (танков не имевшей) и 62-й армии и вышла к Волге в район Рынок и Латошинка. Виттерсгейм рассек фронт надвое, железным клином вонзившись в нашу оборону, а острие этого клина торчало у самого берега Волги… В результате этого прорыва образовался коридор в 60 км длиной и около 8 км шириной… * * * Начиная наступление, Паулюс рассчитывал на дерзость Виттерсгейма, а тот, в свою очередь, уповал на опыт пожилого лейтенанта Штрахвица: — Не вы ли, Штрахвиц, были тем человеком, который еще в 1914 году со своей кавалерией вышел к Парижу? — Так точно! — Теперь, — сказал Виттерсгейм, — вам предстоит нечто большее! Если мой корпус — всего лишь рука, протянутая к Волге, то ваша рота станет пальцем этой руки, которая зачерпнет бутылку волжской воды — в подарок для нашего фюрера, изнывающего от жажды… — Яволь! Браво, — отвечал пожилой Штрахвиц, еще при кайзере видевший крыши Парижа, а теперь… Да, он был тем, единственным, кому было суждено прорваться к берегу Волги, чтобы оттуда бежать обратно, как в молодости бежал прочь от Парижа… Когда Паулюс получил известие от Виттерсгейма, что его танки прорвались к Волге, — ему захотелось заплакать. — Наконец-то! — сказал он. — Мои бессонные ночи, проведенные в кабинетах Цоссена, когда я составлял план «Барбаросса» — все мои усилия ума и нервов наконец-то нашли решение. С большим опозданием, почти на год, но все-таки «Барбаросса» с мечом в руках пришел на Волгу, чтобы победить… и решить войну. — Может, выпьем по рюмке ликера? — предложил Адам, заметив волнение командующего. — Коньяк, — ответил Паулюс. — Или лучше русской водки… Нет, сейчас мне нужен глоток русской водки. Отто Ренольди, присутствующий при разговоре, сказал: — Завтра же я посажу вас на особый режим питания… Мне не нравится ваша нервозность. — Я хочу глоток русской водки, — повторил Паулюс, раздумывая о своем. — Бог простит меня, если я скажу, что мои фланги снова не обеспечены прикрытием. Сколько же это может продолжаться… * * * Подошел танк, откинулся люк, из него вылез Виттерсгейм в черном коротком кителе, обшитом серебром, он поправил на голове пилотку и решительно спрыгнул на землю. Виттерсгейм подошел к Паулюсу, вскинул руку к пилотке: — Приказ выполнен — мои танки на берегу Волги. — Поздравляю вас, Виттерсгейм. — Служу великой Германии! Но при этом, — сказал Виттерсгейм, — я хочу сделать вам заявление. — Я вас слушаю, — любезно кивнул Паулюс. — Отведите мои танки с Волги и всю шестую армию. — Куда? — обомлел Паулюс. — Назад! Ко всем чертям! Хоть обратно в Польшу. — Вы в своем уме, Виттерсгейм? — Да. Я вывел танки к Волге, как было вами приказано. Но я больше не вернусь туда… Паулюс спросил Виттерсгейма: — Так что же бы вы сделали на моем месте, генерал? — Я бы плюнул на этот Сталинград, пусть он сгорит на ясном огне, и отвел бы шестую армию назад. — Вы не верите в успех? — Как же можно верить в успех, если за оружие взялись все жители города — от мала до велика! Это уже не война, это что-то иное. Нигде и ничего я подобного не видел. Паулюс подумал и вежливо ответил: — Вряд ли, генерал, мы сможем служить далее вместе. Не сердитесь, если о ваших сомнениях в успехе я доложу высшему начальству. К этому меня призывает долг… * * * Зейдлиц спросил у Паулюса: — За что пострадал фон Виттерсгейм? — Он не верит в успех нашего дела. Скорее, у него просто пошаливают нервы, но… Нам лучше было расстаться. Хубе на его месте не имеет сомнений — Между прочим, — отвечал Зейдлиц, — нервы у меня в порядке, но я, как и Виттерсгейм, начинаю испытывать тревогу. Этот сожженный городишко на Волге, кажется, обойдется всем нам намного дороже, нежели вся Франция — Ну, Зейдлиц! — улыбнулся Паулюс. — Вы сторонник крайностей… * * * Слава генерал-полковника Паулюса достигла апогея… Газеты о нем писали восторженно, как о «верном солдате фюрера», его имя повторялось из уст в уста, да и сам Гитлер относился к нему с доверием и симпатией… * * * 23 августа в 16 часов 18 минут в Сталинграде была объявлена тревога, и эта тревога не имела отбоя вплоть до того самого дня, когда из подвала универмага на площади Павших Борцов не выбрался фельдмаршал Паулюс и не отбросил в грязный снег свои два пистолета. * * * Я мысленно обращаюсь к образу женщины, олицетворяющей наших матерей: — А вы знаете, какой сегодня день? Никто не знает, никто не помнит. Отвыкли мы помнить то, что забывать нельзя. А кто мало помнит, тот мало и знает. В этом наша беда! * * * 23 августа. Ни Еременко, ни его заместители (Гордов и Голиков), ни Василевский, как представитель Ставки, ни Маленков — никто не ожидал, что немцы окажутся в Сталинграде так неожиданно и так быстро… Ставка Верховного Главнокомандующего телеграфировала: «У вас имеется достаточно сил, чтобы уничтожить прорвавшегося противника. Соберите авиацию обеих фронтов и навалитесь на прорвавшегося противника. Мобилизуйте бронепоезда и пустите их по круговой железной дороге Сталинграда… Деритесь с противником не только днем, но и ночью… Самое главное — не поддаваться панике, не бояться нахального врага и сохранить уверенность в нашем успехе». * * * В 8 утра Еременко позвонили из штаба 62-й армии: — Атакуют танки! Все небо в самолетах! Жмут из Вертячего. Плохо слышу… Тут сплошной грохот. Следующий доклад от летчиков: — Только что вернулись истребители, бывшие в разведке. — Идет сильный бой у Малой Россошки, там все горит… Наблюдали две колонны, в которых не менее чем по сотне танков, за ними грузовики с пехотой… Не успел Еременко освоить доклад, как новый звонок вернул его к действительности… С юга от Сталинграда докладывал генерал Г. Ф. Захаров, начальник штаба Юго-Западного фронта (Юго-Восточного. — Прим. ред .) |