Онлайн книга «Честь имею»
|
Мне казалось, что лучше уйти, и я энергично начал пробираться через ликующую толпу, машинально отметив время – десять часов двадцать пять минут. Над моей головой летели букеты цветов, которыми католики и мусульмане забрасывали именно вторую машину в кортеже… Именно в это самое время, отмеченное на моих часах, возникла первая мировая война! …Роскошный букет будто плыл по воздуху, запущенный издалека сильной рукой, а за ним, словно за ракетой, тянулся хвост дыма. В букете что-то щелкнуло, графиня Хотек вскрикнула, а Франц Фердинанд геройски отбил бомбу в сторону. Кортеж продолжал движение, и бомба лопнула под третьим автомобилем, в котором ехали придворные. Взрыв разметал начинку снаряда, составленную из ржавых гвоздей и мелкой «сечки» свинцовой проволоки. Но удар взрыва оказался очень мощным. Внутрь магазинов вогнулись даже металлические жалюзи, в ближних домах со звоном посыпались стекла из окон, а в толпе встречающих истошно завопили раненые люди… – Стой! – велел Потиорек шоферу, и кортеж замер. – Кто пострадал? – обернулся назад эрцгерцог. Софья Хотек все время хваталась за шею. – Жива ли графиня Ланьюс? – спрашивала она. – Если жива, пусть подойдет. У меня что-то случилось с шеей… жжет! Придворная дама из третьей машины не пострадала. Подбежав, она сразу расстегнула кнопки на воротнике платья Хотек и увидела шрам – след от взрыва капсюля бомбы. – Вам повезло, – сказала Ланьюс, – а вот бедняжка граф Мериции уже без сознания… из головы его – фонтан крови! Франц Фердинанд обратился к Потиореку: – Генерал! В хороший городок вы меня завезли… Не знаю, чем отблагодарить вас. Ведь если меня разорвут на сто кусков, убийца получит удобную камеру в тюрьме, а его белградские друзья помогут ему бежать, и тем все кончится… Третий автомобиль был разворочен взрывом, бомба вырыла под его колесами громадную яму. Потиорек доложил: – Не волнуйтесь! Преступник уже в наших руках… Но бомбометатель не сдавался. Он ловко выкручивался из рук полиции и добровольных ее усердников из числа хорватов. Еще рывок – и вот он, перемахнул через парапет набережной Аппель, кинулся «солдатиком» в холодные воды Милячки. – Держите его… уплывет! – завопил Потиорек. Все боялись. Из парикмахерской вдруг выскочил цирюльник с расческой, заложенной за ухо, и защелкал ножницами: – Во имя закона… расступитесь… я умею плавать! Вслед за парикмахером сиганули в реку и стражи порядка. Настигнутый под мостом, преступник отбивался даже в воде, но все-таки был схвачен и вытащен на мостовую. Здесь его сразу начали зверски избивать. Били и спрашивали имя. – Неделько Габринович, – сказал он, весь в крови. Из кармана его пиджака вытащили мокрую газету и развернули ее. Это была газета сербских радикалов – «Народ». – Ах, ты еще и серб? – и его стали бить снова. – Да, серб, – кричал Неделько, – и горжусь этим… Настойчиво продираясь через сумятицу галдящей толпы, чтобы поскорее укрыться в гостинице Гриши Ефтановича, я вдруг увидел Гаврилу Принципа, дежурившего у Латинского моста. – А где Грабеч? – шепнул я. – Неделько взяли. – Сейчас я пойду и… застрелю его. – Чем он виноват? – Ничем, но он может не выдержать пыток в полиции и всех выдаст. Лучше сразу конец ему. Затем я пущу себе пулю в лоб, чтобы никаких свидетелей не осталось. – Где Грабеч? – повторил я вопрос. – А черт его знает… в этой толпе не разберешь… Я вернулся в отель, уверенный, что все кончилось. * * * Нет, не все! Сараевские власти ожидали высоконареченную чету в городской ратуше, и Феким-Эффенди, стоя внизу лестницы, репетировал речь, чтобы приветствовать высокого гостя. Франц Фердинанд сразу перебил его болтовню: – Хватит, господин бургомистр! Что мне с ваших слов, если на улицах города нас забрасывают бомбами?.. Феким-Эффенди заткнулся. Эрцгерцог сам произнес речь. – Я надеюсь, – с пафосом заявил он, – ликование жителей Сараево вызвано даже не лицезрением моей особы, а именно тем обстоятельством, что злодейство сербских революционеров не удалось… Дорогие жители, я счастлив быть душой с вами! Очевидцы заметили, что эрцгерцог был страшно бледен, графиня Хотек тоже белее полотна. Но оба они держались с большим достоинством и хладнокровием. Церемония в ратуше длилась краткие минуты. Начальник полиции настоятельно умолял эрцгерцога прервать поездку по городу, ибо поручиться за безопасность не мог. Об этом же просила мужа и графиня Хотек. – Нет смысла испытывать судьбу далее. Помните, друг мой, что у нас дети… Не оставим же мы их сиротами! В эрцгерцоге никогда не угасал пыл «музеомана»: – Но я же еще не видел городского музея… как можно? Потом я сам буду горько жалеть об этом. – Тогда, – подсказал Потиорек, – прикажите вооружить полицию палками, и пусть она разгонит всю сволочь с улицы, чтобы жители разбежались по домам и закрылись. – Не делайте меня смешным, – возразил эрцгерцог. – Я ведь приехал сюда, чтобы люди видели меня. Наконец, я обязан заехать в госпиталь, чтобы навестить раненого графа Мериции! На том и порешили. Потиорек предупредил шофера ведущей машины, чтобы гнал кортеж на большой скорости: – Прямо по набережной Аппель. Жми клаксон, чтобы все разбегались. А я поеду с его высочеством на второй машине… Тронулись. Замычал клаксон, распугивая зевак. Придворный граф Гаррах вскочил на подножку герцогского автомобиля. – К чему это? Сойдите, – велел ему Франц Фердинанд. – Нет, – возразил Гаррах, – я должен исполнить свой долг, согласный закрыть вас от пуль даже своим телом… Кортеж двинулся очень быстро. И вдруг шофер первой ведущей машины круто завернул с набережной в тесный проулок улицы Франца Иосифа, а шофер второй машины, думая, что так и надо, тоже завернул свой автомобиль в проулок. Потиорек, вскочив с сиденья, треснул его по морде: – Куда? Ведь было сказано, что ехать прямо… – Слушаюсь, – отозвался шофер, резко затормозив. Он пытался развернуть автомобиль в узком проулке, выкатив радиатор машины на панель тротуара, и здесь застрял. Народ, увидевший Франца Фердинанда, начал орать: – Живео наш добрый герцог… живео! Грянул выстрел. Графиня стала подниматься и упала, обнимая мужа. Принцип, даже не целясь, послал в нее вторую пулю. Третья сразила Франца Фердинанда, успевшего сказать: – Софи, ты обязана жить… ради наших детей. Эти слова были сказаны им уже полумертвой жене. Изо рта его хлынула кровь, и они оба застыли, упираясь друг в друга. |