Онлайн книга «Сердце Зверя. Том 3. Синий взгляд Смерти. Полночь»
|
Наконец, ближе к полуночи, отбив еще пару нападений каких-то шаек, разномастный обоз под прикрытием не менее разномастного конвоя пополз прочь из парка. В авангарде шли надежные, родные, бесценные южане и приданные им в помощь люди Грейнджа. Дювье за время пребывания в столице неплохо се изучил, но бывший таможенник всяко разбирался в паутине улиц и улочек лучше. Вдоль колонны вытянулись церковники и кавалеристы покойного Халлорана, немногочисленных мушкетеров кучками рассадили по повозкам, хотя куда сейчас стрелять — ночь давно накрыла Олларию набитой страхом периной. Робер стоял у водопада и смотрел, как мимо удручающе медленно бредут люди с узлами. Дювье уже сворачивал с Родниковой, а последние беженцы лишь тянулись к парковым воротам. Прикрывать «хвост» досталось алатам, они не спорили. — Сейчас идти сзади не позор, — сказал Карой. — Враг может появиться отовсюду. — Враг… — повторил Эпинэ, глядя на посла. — Как он получился, этот «враг»? Все было почти хорошо… — С Изломом породниться — с четырьмя смертями биться, — утешил земляк Матильды. — Вы будете прощаться? — С кем? — удивился Эпинэ и в тысячный раз понял, что он дурак, причем неблагодарный. Ему раз за разом дарили покой и надежду, он их пил, будто воду, и ничего не понимал. — Простите, я сейчас… Спуститься к водопаду, подставить лицо мелким брызгам, попросить прощения. Запомнить, как дрожат созвездия в ставшем вторым небом озере. Просто запомнить. Тростники над сонной водою, ты уносишь их сны с собою, плач и стоны да станут песней, ночь умрет, но утро воскреснет; ночь уйдет и проснутся зори, обернутся слезы росою, верь дороге и верь рассвету, ведь еще не кончилось лето… — Монсеньор, — хрипло взвыли наверху, у скамьи, — его высокопреосвященство в середине колонны! Он вас ждет! — Иду. Когда умрет последний из тех, кому Старый парк сегодня дал покой, вода по-прежнему будет падать вниз и петь свои песни, так почему уход кажется предательством, словно ты вновь бросаешь мать? Источник плачет не о тебе и не о себе, он не может иначе, как не могут не шуршать тростники. Это просто натура, как сказал бы какой-нибудь философ, она вечна, она равнодушна и уж точно не боится остаться без тебя. Ты нужен беженцам, а не водопаду! — Монсеньор! Тут на воротах… — Сказал же, сейчас! 3 Зоя вряд ли чего-то соображала, как не соображала сама Луиза, когда едва не утонул Герард. Мертвый капитан топала ногами, мотала головой, со страстью поминая якоря, зубанов и прочие малопонятные мещанкам и придворным дамам вещи. Луиза слушала бушующую — а ведь, причеши ее хорек, подругу! — со смесью обиды и двух жалостей сразу — к Зое и к себе самой. И еще задним числом было очень страшно. Когда в комнату постучали и на пороге воздвиглась капитан Гастаки, причем в ужасающем виде, госпожа Арамона пребывала в каком-то отупении. У нее ничего не болело, но женщина ощущала себя то ли разваренным горохом, то ли перекисшим тестом. Она даже не успела обрадоваться гостье, потому что Зоя немедленно принялась орать и орала до сих пор, то и дело запахивая грязный разодранный камзол. Из грозных и при этом жалобных воплей явствовало, что Луиза чудом не отправилась прямиком к Арнольду. — И еще платье!.. — негодовала покойница. — Нашла, в чем к нам идти! И волосы эти твои… Мы, чтоб ты знала, в чем уходим, то и носим, поняла?! У меня длинней не вырастет, а могла ведь не хуже, чем у тебя… У нас вся семья волосатая и носатая. Нос никуда не денешь, а волосы я сдуру чикнула, штанастым назло, а ты вот растишь и растишь. Ему нравится, он мне этими волосами твоими… Под дверью дико взвыл отпущенный погулять и некстати вернувшийся Маршал. Зоя вздрогнула и заморгала, Луиза бросилась к двери, ухватила растопырившегося кота под брюхо, проволокла через комнату к двери в спальню Селины. — Сэль! Забери. Обычно чутко спавшая дочка замешкалась. Луиза, перехватив завывающего зверя за шкирку, распахнула дверь. Спаленка была пуста, но думать о пропаже с котом в руке и бушующим выходцем за спиной капитанша была не в состоянии. Зашвырнув Маршала внутрь, она обернулась к растерзанной Зое и в лоб спросила: — Тебя что, кошки драли? — Если бы! — Зоя снова затрясла головой, но как-то осмысленно. — Ободралась, пока к тебе протискивалась. Ты не ушла, узко получилось. Ничего, затянется… — А пуговицы? — Святая Октавия, ну и ересь же в голову лезет! — Пуговицы совсем потерялись? — Они тоже будут. — Зоя колыхнула знатной, у Луизы и после родов такой не бывало, грудью. Все верно: с кого шерсть, а с кого — мясо. Арнольда при жизни не на женины косы тянуло, а на чужие задницы. — Не делай так больше! Пока его не отпустишь… Он мой! — Да кому он нужен? То есть да, он твой навеки. Скажи лучше, куда я чуть не угодила, я же не помню ничего! Стояла, ждала… — Кого? — Поговорить надо было о Сэль… Зоя, что со мной было? — Остывала ты. Попалась сдуру, вот тебя и выжимали. Как лимон, одна шкурка осталась бы. Я уж думала, все, конец нашему счастью, только выдернули тебя как-то. Ну как ты могла, мачту тебе в глотку?! Ведь я же тебе говорила… — Мама! — донеслось из-за двери сквозь кошачье рычанье. — Мам, мы с господином маршалом к вам. — Не выпускай его! Тут Зоя. — Мама, мы к Зое… Наверное, она окончательно отупела, потому что продолжала выговаривать Сэль за кота, когда та уже втащила в комнату настоящего маршала. За руку втащила! — Зоя, — доченька на мать даже не глянула, — это граф Савиньяк. Я держу его, чтобы он не уснул. Ему надо с тобой поговорить. С папенькой тоже, но сначала с тобой. — А ничего так! — Зоя быстро одернула камзол и уставилась на явившегося при полном параде Проэмперадора. — Граф, значит? Ему не понравится, но я попробую… А не выйдет, так и без благословения обойдетесь. Главное — это любовь, дорогие мои… — Зоя, ты не поняла! — А чего понимать? И тянуть тоже нечего! Любить — так любить и не бояться своей любви! Чтоб каждый день, каждый миг у вас как последний был, а всех, кто мешает, — к зубаньей матери! Родню, деньги, титулы, сплетни, возню всякую… Есть только вы и ваша любовь! Ясно? — Капитан Гастаки, — Савиньяк не выпустил руку Селины, ну так он и веревку б не выпустил, если бы на крышу лез, — вы несколько заблуждаетесь на наш счет. Я искал вас, потому что вы требовали спасти Олларию. Вы можете сказать, что для этого нужно? И знаете ли вы, что там сегодня произошло? — Ох! — Лицо Зои стало грустным и помятым. — Теперь не знаю… Теперь уже ничего. Не так все! Совсем не так… 4 Колонна потихоньку протискивалась узким проездом от парка до Радужной площади, откуда и начиналась Небесная Благодать. Начало пути и самая тревожная его часть… Робер делал вид, что все отлично, и ждал неприятностей. Обошлось — никто не напал, никто не застрял, не потерял колесо, лошади не взбесились и не устроили завал из повозок. |