Онлайн книга «Кюхля»
|
Софи затормошила Кюхлю певучими быстрыми вопросами, на которые он отвечал принужденно и робко. К концу вечера Кюхля сидел унылый, мало говорил и мрачно смотрел на Дельвига и Илличевского, весьма нескромно ухаживавших за Софи. На остальных oн совсем не обращал внимания и забыл даже заинтересоваться Крыловым. Уходил он вместе с Измайловым. Дельвиг и Илличевский засиделись. Толстый и неуклюжий Измайлов в синем долгополом сюртуке рядом с высоким и тонким Кюхлей в черном фраке, удаляющиеся рядком из гостиной, были забавны. Софи засмеялась им вслед. Кюхля услышал этот смех и болезненно поморщился. Измайлов взглянул на него сквозь серебряные очки и лукаво подмигнул. В сенях они наткнулись на странную картину: двое слуг не впускали в гостиную мертвецки пьяного человека. Одежда пьяного была в беспорядке: галстук развязан, ворот рубахи расстегнут и залит вином. Пьяный посмотрел на Измайлова и Вильгельма мутными глазами. – А, щелкоперы, – сказал он, – насиделись? И потом, как бы сообразив что-то, забормотал вдруг учтиво: – Милости прошу, милости прошу. Вильгельм разинул рот, но Измайлов увлек его на улицу. – Софьи Дмитриевны супруг, – сказал он, улыбаясь. – Она его в черном теле держит, вот он и попивает, бедняга. Вильгельм пожал плечами. Все в этом доме было необычайно. Он провел бессонную ночь, а назавтра послал Софи цветы. На третий день он к ней поехал. Софи сидела одна. Кюхлю она тотчас приняла, пошла ему навстречу, взяла за руку и усадила рядом с собой на диван. Потом сбоку на него посмотрела: – Вильгельм Карлович, я вам рада. Вильгельм сидел не шевелясь. – Отчего вы так всех дичитесь? Говорят, вы нелюдим и мизантроп ужасный? Альсест? – О нет, – пробормотал Кюхля. – Про вас говорят тысячу ужасных вещей – вы дуэлист, вы опасный человек. Право, вы, кажется, страшный человек. Кюхля смотрел в ее темные глаза и молчал, потом он взял ее руку и поцеловал. Софи быстро на него посмотрела, улыбнулась, поднялась и потащила к столу. Там она развернула альбом и сказала: – Читайте и пишите, Вильгельм Карлович, а я на вас буду смотреть. Не сознавая, что он делает, Вильгельм вдруг обнял ее. – О, – сказала удивленно Софи, – но вы, кажется, совсем не такой мизантроп, как мне говорили. Она рассмеялась, и рука Вильгельма упала. – Вы меня заставляете испытывать страдания… – бормотал Вильгельм. – Мне о вас Дельвиг намедни, – быстро меняя разговор, сказала Софи, – целый вечер рассказывал. – Что же он обо мне говорил? – Он говорил, что вы человек необыкновенный. Что вы будете когда-нибудь знамениты… и несчастливы, – добавила Софи потише. – Не знаю, буду ли я знаменит, – сказал Вильгельм угрюмо, – но я уже сейчас несчастлив. – Пишите же, Вильгельм Карлович, в альбом: вы несчастливы, а в будущем знамениты – это для альбома очень интересно. Вильгельм с досадой начал перелистывать альбом. На первой странице аккуратным почерком Греча было написано: IV. СОВРЕМЕННАЯ РУССКАЯ БИБЛИОГРАФИЯ НОВЫЕ КНИГИ 1818 София Дмитриевна Пономарева, комической, но и чувствительной роман с маленьким прибавлением. Санктпетербург, с малую осьмушку, в типографии мадам Блюмер, 19 страниц. (Начав читать сию книжку, я потерял было терпение: мысли автора разбегаются во все стороны, одно чувство сменяет другое, слова сыплются, как снежинки в ноябре месяце; но все это так мило и любезно, что невольно увлекаешься вперед; прочитаешь книжку и скажешь: какое приятное издание! Жаль только, что в нем остались некоторые типографские ошибки!) – Как? – спросил с негодованием Вильгельм. – А разве он читал эту книгу? И что за «прибавление»? – Дорогой мизантроп, – сказала Софи, покраснев, – вы становитесь, кажется, дерзки. У вас вовсе нет терпения. – Остроумие Николая Ивановича канцелярское, – пробормотал Вильгельм. На второй странице угловатым старинным почерком было написано: Чем прекраснее цветочек, Тем скорее вянет он. Ах, на час, на мал часочек Нежный Сильф в него влюблен. Как увянет, Он престанет В нем искать утехов трон! Под этим стихотворением, игривым и неуклюжим, как пляшущий медведь, стояло имя одного знаменитого ученого. Вдруг в глазах Кюхли потемнело. Пиитический кондитер, Владимир Панаев, написал Софи нескромные стишки. Блажен, кто на тебя взирать украдкой смеет; Трикрат блаженнее, кто говорит с тобой; Тот полубог прямой, Кто выманить, сорвать твой поцелуй сумеет. Но тот завиднейшей судьбой, Но тот бессмертьем насладится, Чьей смелою рукой твой пояс отрешится! – А вы зачем этого куафера к себе в альбом впустили? – спросил грубо Вильгельм и побледнел. – Альбом открыт для всех, – сказала Софи, но посмотрела в сторону. И вот наконец парадный почерк самого Олосиньки Илличевского: При виде вас, нахмуря лица, Все шепчут жалобы одни: Женатые – зачем не холосты они, А неженатые – зачем вы не девица. Кюхля захлопнул альбом. Тогда Софи своими белыми пальцами разогнула его упрямо посередине и сказала настойчиво: – Пишите. Вильгельм посмотрел на нее и решился. Он сел и написал: I was well, would be better, took physic and died. [11] Потом встал, шагнул к Софи и обнял ее. V
Почва уходила из-под ног Вильгельма. Часто ночью он вскакивал, садился на постели и смотрел, выкатив пустые глаза, на спящий как бы в гробу Петербург. Хладная рука сжимала его сердце и медленно – палец за пальцем – высвобождала. То была Софи? Или просто хандра гнала его от уроков, от тетки Брейткопф, от журналов? Он не знал. Да и все кругом начинало колебаться. Подземные толчки потрясали жизнь, и Вильгельм их болезненно ощущал… Каждый день эти толчки раздавались во всей Европе, во всем мире. В 1819 году блеснул кинжал студента Занда, и кинжал этот поразил не одного шпиона Коцебу, вся Европа знала, что Зандов удар падает на Александра и Меттерниха: Коцебу был русским шпионом, которому Александр, с благословения Священного союза, отдал под наблюдение немецкие университеты, единственное место, где еще отсиживались немцы от Меттерниха, в длинных руках которого плясал, как картонный паяс, русский царь. |