Онлайн книга «Белая гвардия»
|
– Никакого понятия не имеем, – с интересом сообщил Карась. – Ну-с, а мне известно. – Тю! Ему все известно, – удивился Мышлаевский. – Ты ж не езди... – Господа! Дайте же ему сказать. – После того, как император Вильгельм милостиво поговорил со свитой, он сказал: «Теперь я с вами прощаюсь, господа, а о дальнейшем с вами будет говорить...» Портьера раздвинулась, и в зал вошел наш государь. Он сказал: «Поезжайте, господа офицеры, на Украину и формируйте ваши части. Когда же настанет момент, я лично стану во главе армии и поведу ее в сердце России – в Москву», – и прослезился. Шервинский светло обвел глазами все общество, залпом глотнул стакан вина и зажмурился. Десять глаз уставились на него, и молчание царствовало до тех пор, пока он не сел и не закусил ветчиной. – Слушай... это легенда, – болезненно сморщившись, сказал Турбин. – Я уже слышал эту историю. – Убиты все, – сказал Мышлаевский, – и государь, и государыня, и наследник. Шервинский покосился на печку, глубоко набрал воздуху и молвил: – Напрасно вы не верите. Известие о смерти его императорского величества... – Несколько преувеличено, – спьяна сострил Мышлаевский. Елена возмущенно дрогнула и показалась из тумана. – Витя, тебе стыдно. Ты офицер. Мышлаевский нырнул в туман. – ...вымышлено самими же большевиками. Государю удалось спастись при помощи его верного гувернера... то есть, виноват, гувернера наследника, мосье Жильяра и нескольких офицеров, которые вывезли его... э... в Азию. Оттуда они проехали в Сингапур и морем в Европу. И вот государь ныне находится в гостях у императора Вильгельма. – Да ведь Вильгельма же тоже выкинули? – начал Карась. – Они оба в гостях в Дании, с ними же и августейшая мать государя, Мария Федоровна. Если ж вы мне не верите, то вот-с: сообщил мне это лично сам князь. Николкина душа стонала, полная смятения. Ему хотелось верить. – Если это так, – вдруг восторженно заговорил он и вскочил, вытирая пот со лба, – я предлагаю тост: здоровье его императорского величества! – Он блеснул стаканом, и золотые граненые стрелы пронзили германское белое вино. Шпоры загремели о стулья. Мышлаевский поднялся, качаясь и держась за стол. Елена встала. Золотой серп ее развился, и пряди обвисли на висках. – Пусть! Пусть! Пусть даже убит, – надломленно и хрипло крикнула она. – Все равно. Я пью. Я пью. – Ему никогда, никогда не простится его отречение на станции Дно. Никогда. Но все равно, мы теперь научены горьким опытом и знаем, что спасти Россию может только монархия. Поэтому, если император мертв, да здравствует император! – Турбин крикнул и поднял стакан. – Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра-а!! – трижды в грохоте пронеслось по столовой. Василиса вскочил внизу в холодном поту. Со сна он завопил истошным голосом и разбудил Ванду Михайловну. – Боже мой... бо... бо... – бормотала Ванда, цепляясь за его сорочку. – Что же это такое? Три часа ночи! – завопил, плача, Василиса, адресуясь к черному потолку. – Я жаловаться наконец буду! Ванда захныкала. И вдруг оба окаменели. Сверху явственно, просачиваясь сквозь потолок, выплывала густая масляная волна и над ней главенствовал мощный, как колокол, звенящий баритон: ...си-ильный, де-ержавный царр-ствуй на славу... Сердце у Василисы остановилось, и вспотели цыганским потом даже ноги. Суконно шевеля языком, он забормотал: – Нет... они, того, душевнобольные... Ведь они нас под такую беду могут подвести, что не расхлебаешь. Ведь гимн же запрещен! Боже ты мой, что же они делают? На улице-то, на улице слышно!! Но Ванда уже свалилась как камень и опять заснула. Василиса же лег лишь тогда, когда последний аккорд расплылся наверху в смутном грохоте и вскрикиваньях. – На Руси возможно только одно: вера православная, власть самодержавная! – покачиваясь, кричал Мышлаевский. – Верно! – Я... был на «Павле Первом»... неделю тому назад... – заплетаясь, бормотал Мышлаевский – и когда артист произнес эти слова, я не выдержал и крикнул: «Верр-но!» – и что ж вы думаете, кругом зааплодировали. И только какая-то сволочь в ярусе крикнула: «Идиот!» – Жи-ды, – мрачно крикнул опьяневший Карась. Туман. Туман. Туман. Тонк-танк... тонк-танк... Уже водку пить немыслимо, уже вино пить немыслимо, идет в душу и обратно возвращается. В узком ущелье маленькой уборной, где лампа прыгала и плясала на потолке, как заколдованная, все мутилось и ходило ходуном. Бледного, замученного Мышлаевского тяжко рвало. Турбин, сам пьяный, страшный, с дергающейся щекой, со слипшимися на лбу волосами, поддерживал Мышлаевского. – А-а... Тот, наконец, со стоном откинулся от раковины, мучительно завел угасающие глаза и обвис на руках у Турбина, как вытряхнутый мешок. – Ни-колка, – прозвучал в дыму и черных полосах чей-то голос, и только через несколько секунд Турбин понял, что этот голос его собственный. – Ни-колка! – повторил он. Белая стенка уборной качнулась и превратилась в зеленую. «Боже-е, боже-е, как тошно и противно. Не буду, клянусь, никогда мешать водку с вином». Никол... – А-а, – хрипел Мышлаевский, оседая к полу. Черная щель расширилась, и в ней появилась Николкина голова и шеврон. – Никол... помоги, бери его. Бери так, под руку. – Ц... ц... ц... Эх, эх, – жалостливо качая головой, бормотал Николка и напрягался. Полумертвое тело моталось, ноги, шаркая, разъезжались в разные стороны, как на нитке, висела убитая голова. Тонк-танк. Часы ползли со стены и опять на нее садились. Букетиками плясали цветики на чашках. Лицо Елены горело пятнами, и прядь волос танцевала над правой бровью. – Так. Клади его. – Хоть халат-то запахни ему. Ведь неудобно, я тут. Проклятые черти. Пить не умеете. Витька! Витька! Что с тобой? Вить... – Брось. Не поможет, Николушка, слушай. В кабинете у меня... на полке склянка, написано Liquor ammonii, а угол оборван к чертям, видишь ли... нашатырным спиртом пахнет. – Сейчас... сейчас... Эх-эх. – И ты, доктор, хорош... – Ну, ладно, ладно. – Что? Пульса нету? – Нет, вздор, отойдет. – Таз! Таз! – Таз извольте. – А-а-а... – Эх вы! Резко бьет нашатырный отчаянный спирт. Карась и Елена раскрывали рот Мышлаевскому. Николка поддерживал его, и два раза Турбин лил ему в рот помутившуюся белую воду. – А... хрр... у-ух... Тьф... фэ... – Снегу, снегу... |