Книга Путь Грома, страница 68 – Маргарита Епатко

Легкий скрип двери заставил их обернуться на звук.

– Мамочка, папочка, вы уже помирились? – заспанная дочка переминалась с ноги на ногу. – Можно я с вами буду спать?

Алена и Серый переглянулись. Отец подхватил дочурку, уложил на громадную накрытую бархатным балдахином кровать и посмотрел на жену.

– Ничего кроватка. Думаю, мы на ней поместимся.

– Тут останется место еще для целого взвода, – в тон ему ответила Алена.

И они рассмеялись.

Сон был липким и тяжелым. Мгла затягивала. Звала. Под ногами хлюпало вязкое месиво. Если бы это было болото, он бы знал выход. Не появилось еще на свете болото, с которым он не смог бы договориться. Но это была какая-то мутная вязкая пакость. Она цеплялась за ноги, тянула вниз, не отпускала и звала. И колдун буквально кожей почувствовал знакомый голос: «Иди, иди ко мне». Именно этот голос нежный, полный очарования и обещания неземных ласк заставил его содрогнуться от ужаса. Он все понял. Колдун напрягся и усилием воли заставил себя не слышать– не видеть– не чувствовать. Надо было просыпаться и просыпаться по-настоящему. Илья открыл глаза.

Было уже позднее утро. Прямо скажем нетипичное для него время для подъема. Солнце, взобравшись за верхушки деревьев, прокралось в раскрытое окно и зайчиками гуляло по дощатому полу. Где-то в доме раздавался тревожный, скулящий звук. Колдун с усилием перевернулся на измятой постели и рядом с лежанкой увидел встревоженные влажные глаза Норы. Волчица придвинулась ближе и осторожно взяла в пасть его левую руку.

– Все будет хорошо, – с трудом растянув сухие губы в улыбку, сказал он. – Ты не переживай, отлежусь денек, и наведу порядок.

– Ну, как он? – голос Рыжика зазвучал неожиданно громко, заставив Илью зажмуриться.

– Тише ты, – Параскева одернула оборотня.

Перед лицом колдуна появилась глиняная чаша с отваром.

– На-ка, выпей.

Он отхлебнул глоток и наморщился:

– Горько, что еще за гадость?

– Горько да здорово, пей-ка на здоровье, – пробормотала Параскева. – Этот отвар из семи трав тебя из морока вытащил. Сама составила. Уж, почитай, как неделю тебя разными способами вернуть пытаемся. А ты все чудишь, бежать куда-то хочешь. Хорошо хоть ослаб. Рыжик едва-едва, а все-таки тебя сдержал. Я тут порылась в книгах Настиных и про этот отвар вычитала. Сама-то она помочь не может.

Колдун до этого слушавший старуху с полузакрытыми глазами, дернулся и попытался сесть.

– Почему не может? Настя, Нора, я же только что ее видел.

Он посмотрел в ту сторону, где, закрыв морду лапами, скулила Нора.

– Беда никогда не приходит одна, – Параскева вздохнула, подошла поближе и помогла Илье сесть. – Не получается у Норы обратно в Настену оборотиться. Видать сильным заклятьем ее ранило. А может, силу она всю израсходовала, когда тебя спасала. И что странно, тебя эта гадина почти одолела. Насте урон нанесла. А я ее от леса отогнала. Хотя вы оба посильнее меня будете. Только шею под ожерельем обожгло, а так ни царапинки.

Колдун слушал бормотанье старухи, стараясь не потерять нить рассказа. Его неумолимо клонило в сон. Он знал, из каких трав старуха сварила отвар. Но против мощного заклинанья, которым воспользовалась Алина, да еще с упоминанием его настоящего имени, травы могли вывести из морока на считанные минуты. И пока он еще в сознании, надо что-то придумать. Что-то, чтобы его не затянуло вновь в пучину безумия. А то, как знать, удержит ли в следующий раз Рыжик его тело, которое в отличие от головы, восстанавливалось гораздо быстрее?

– Что ты там про какое-то ожерелье говорила? – спросил Илья, пытаясь собрать воедино расползающиеся по уголкам памяти знания.

– Что значит про какое-то?! – Параскева явно рассердилась. Она уперла руки в бока и посмотрела на него осуждающе. – Кто мне его перед уходом подарил? Кто говорил, что это ожерелье его матери? А кто сказал мне его не снимать никогда? Да я даже когда рожала …

– Дай! – перебил ее колдун. Он протянул руку и посмотрел таким тяжелым взглядом, что Параскева, поперхнувшись возражениями, молча расстегнула застежку серебряного украшения и положила тяжелую цепь с кулонами в ладонь колдуна.

Тот довольно улыбнулся. Параскеве даже показалось, что лицо его до этого имевшее землистый оттенок, наконец, стало приобретать живой естественный цвет.

– Ты, извини, дочка, – улыбнулся он ей открытой искренней улыбкой, перед которой было невозможно устоять, – Я пока его у тебя позаимствую. А когда наведу порядок, обязательно верну. Так разрешаешь взять? – он внимательно посмотрел на нее, оставляя ладонь раскрытой.

– Так, поди, взял уже, – пробурчала Параскева.

Неведомо почему, ей не хотелось расставаться с ожерельем. Носила она его не один десяток лет. И сейчас без него чувствовала себя почти что раздетой.

Колдун терпеливо ждал ее решения, так и не сжимая ладонь. Параскева вгляделась в его лицо и улыбнулась.

– А ведь тебе стало лучше, – задумчиво сказала она. – Это из-за него? Да что ж в нем такого? Ну, цепь большая, ну висюльки на ней эти с непонятными черточками?

– Это подарок мамы. Ей часто приходилось оставлять меня одного. Вот она и сделала это ожерелье, чтобы со мной ничего не случилось.

«От слова и глаза дурного, от человека лихого, от упыря домашнего, от вурдалака приходящего …»

Колдун нараспев медленно произносил слова, будто переводя их с другого языка. Он задумался и замолчал на мгновенье.

– Это очень длинное заклинание. Им обычно детей защищают от нечисти всякой и неприятностей случайных. Вот только было это очень давно и тогда мое настоящее имя ни для кого не было секретом. Вот мама на всякий случай и поставила защиту на мое имя. А черточки непонятные – руны. Забытый язык моего народа. Так даешь?

– Конечно-конечно, – Параскева смотрела, как колдун застегивает на шее массивную цепь, и убеждалась – защита действует.

Илья довольно потянулся, как кот, залежавшийся на печи. Силы возвращались к нему на глазах. Вот он уже встал и, наклонившись к дубовой бадье с водой, выпил ее почти до дна.

– Что-то я проголодался, – пробормотал он. – И пить очень хочется.

– Так в тебя неделю ничего нельзя было влить, ничем накормить. Да и до этого, судя по всему, разносолами тебя не баловали, – говоря все это, старуха быстро накрывала на стол.

Колдун сел на лавку и стал поглощать еду, не дожидаясь остальных. Рыжик и Параскева озадаченно переглянулись. Нора, про которую все, казалось, забыли, обиженно забилась в угол. Илья ел и ел и, через какое-то время, устав, с видимым усилием отодвинулся от стола.

– Сейчас день или ночь? – после долгого молчания спросил он.

– День в самом разгаре, – отозвался Рыжик. – Хорошо, солнышко светит. Правда подмораживает уже, – последние слова ошарашенный оборотень произнес во след колдуну.