Книга Сучка по прозвищу Леди, страница 38 – Мелвин Бёрджесс

Не помню, сон это был или явь. Я до того устал а, что была не в силах проснуться, и происходившее казалось мне не совсем реальным.

Дверь отворилась. Помню, я подумала, что сплю. Даже не могла пошевелить лапой. Единственное, что мне удалось, это приподнять голову, открыть глаза и смотреть. Он стоял, пристально вглядываясь в меня, и хмурился, словно только так мог узнать, кто я на самом деле, и, хотя я понимала, что он хочет сделать, у меня не было ни малейшего представления, зачем ему это понадобилось, потому что я забыла все, случившееся со мной до этого.

— Ты не моя сестра, — медленно проговорил

Адам.

И он стал раскачиваться, как призрак, но из крови и плоти.

— Ты не моя сестра. Ты уродливая. А моя сестра не уродливая, она красивая. Моя сестра самая красивая, какую только видели люди. Все так думают. Все обожали ее, все любили ее. Она умеет жить, она все знает о людях. Лучше нее никого нет. Сандра лучше всех, а ты глупая, глупая сучка.

Он еще постоял, посмотрел на меня, а потом ушел, бесшумно закрыв за собой дверь. Я опустила голову и опять провалилась в сон. Когда же я проснулась, то была уверена, как уже сказала, что видела сон, ведь я ужасно устала, однако помнила я все, даже морщинки вокруг глаз и шероховатую, как бы смятую кожу. Меня не обидело то, что он сказал мне, наоборот, тронуло. До того тронуло, что я расплакалась. Понимаете, я никогда не знала, как он относится ко мне. Я думала, что мешала ему, стояла у его на пути, своими выходками лишала его маминого внимания. Надо же, а он все это время любил меня и восхищался мной! До чего же мне стало муторно, стоило только подумать, что я ненавидела его. В то же время меня охватило уныние. Нелегко, правда? Все эти отношения — с мамой, с папой, с Адамом, с Симоном, с Энни. Люди они разные, и разного хотели от меня. Ну, как тут быть правильной? Человеческая жизнь — удивительно, как люди не сжигают себя и не умирают, прежде чем становятся взрослыми, ведь им приходится ладить с огромным количеством себе подобных. Мне жутко хотелось спать, поэтому я не совсем понимала, что происходит, и подумала, слава богу, мне-то уж больше не придется ни о чем волноваться, и тут я снова крепко заснула.

Когда я проснулась окончательно, меня мучал голод. Да еще какой голод! Конечно, я могла бы рвануться вниз на кухню и сунуть нос в помойное ведро, однако если уж я решила вести себя прилично, то сначала надо было одеться. Трусики и юбочка остались внизу, так что в моем распоряжении была только майка. Наверное, пока я спала, приходила мама, потому что все было аккуратно сложено, но кое-что все же лежало отдельно — например, мои старые трусики, которые давно стали мне малы. Зато теперь они были размеров на десять больше, чем нужно. Еще здесь были шортики, неплохая мысль, и пара гамашей, тоже хорошая мысль. Правда, я все же помедлила, прежде чем надеть это — мне хотелось самой выбирать себе одежду. Много лет прошло с тех пор, как я позволяла маме диктовать мне, что носить. Однако гордыня требовала времени, а у меня его не было.

Надев то, что оставила мне мама, я вышла из комнаты — опять лестница. Никто на меня не смотрел, так что я по-быстрому спустилась по ней, пользуясь всеми четырьмя лапами. Не стоило привлекать к себе внимание очередным громким падением.

Вся семья собралась в кухне. И все дружно обернулись, когда я вошла, отчего мне стало не по себе, ведь я была такой маленькой по сравнению с ними. Вспрыгнув на стул, я села в позе просящей собаки. Хотя я ничего не просила. Просто мне хотелось быть такого же роста, как все остальные.

— Сандра? — с запинкой произнесла мама.

Я кивнула и гавкнула.

— Сандра, к нам едет Джулия. Я — мы — не стали рассказывать ей о том, что с тобой случилось. Мы просто сказали, что речь о тебе и что это очень, важно. Она будет здесь с минуты на минуту.

Вот, значит, почему они были как будто не в своей тарелке! Кажется, мы все немного побаивались Джулии. До того она всегда уверена в себе и говорит логично — просто нельзя не проникнуться ощущением, будто ей все известно, хотя она сама говорила мне, что на самом деле знает не больше остальных. В душе Джулия так же не уверена в себе, как все мы. По крайней мере, так она говорила мне, но, думаю, ей нравится производить впечатление скромной, застенчивой девицы, хотя в жизни она совсем не такая. Думаю, она практически всегда считает себя правой.

От сообщения мамы у меня душа убежала в пятки. Мы все полагались на здравый смысл Джулии, на ее способность просчитать ситуацию. Но меня это пугало. Джулия была слишком умной, чтобы поверить в невозможное! Она на все смотрела очень трезво, наша Джулия, и ненавидела, если с ней не соглашались, так что впереди меня не ждало ничего хорошего.

Но сначала мне надо было поесть. Соскользнув со стула и держась за стол, я сумела на задних лапах дойти до холодильника и попыталась открыть его. Это было трудно, потому что я не очень устойчиво держалась на двух лапах. Тогда я оглянулась. Все смотрели на меня, открыв рты. Я подумала, с чего это они уставились на меня? Никогда не видели, как открывают холодильник? Или не знают, для чего предназначен холодильник?

— Я хочу есть, — сказала я.

Папа побледнел, а Адам покраснел. Мама закрыла рот ладошкой. Меня разозлило это бесконечное подсматриванье за мной, словно я какая-нибудь уродка.

— Думаю, она хочет есть, — сказал Адам.

— Что мне дать ей? — спросила мама.

— У нас ничего нет такого, — ответил Адам.

— Чего такого?

— Собачьей еды.

Да как он посмел? А он тем временем продолжал:

— Позвоню-ка я Джулии и попрошу, чтобы она купила что-нибудь по дороге. Мама подошла к шкафу.

— Вот есть банка с мясом. Думаете, ей понравится?

— Будь это Сандра… — проговорил папа.

— Это Сандра, — перебила его мама. — Это наша Сандра.

— Прошу прощения. Если это наша Сандра, то, может быть, она и любит то, что любила Сандра. Почему бы не приготовить сэндвич с яичницей?

— Отличная идея! — воскликнула мама, но я не поручусь, что в голосе папы не звучала насмешка.

Я точно видела, как он переглянулся с Адамом. Но мама последовала его совету. Наконец сэндвич был готов, но потом, после того как она была такой, хорошей, мама плохо поступила со мной, поставив тарелку на пол. Я прыгнула на стул и попросила:

— Пожалуйста, дай мне сюда!

Однако никто не понял ни слова из моего гавканья.

Мама помедлила в растерянности, потом порезала сэндвич на маленькие кусочки и поставила тарелку на стол. Я не стала больше препираться, ведь она поступила так, чтобы мне не мучаться с большими кусками хлеба.

— Может быть, ей дать нож и вилку? — спросил Адам.

— Адам! — прикрикнула на него мама.

— Ой, прошу прощения, тебе ведь не нужны ни нож, ни вилка, правда?

— Хватит, Адам!