Книга Ты не слышишь меня, страница 43 – Наталья Нестерова

– Не выходит каменный цветок, – хмыкнул анестезиолог.

– Ничего! – сказала Таня и протянула руку за иглой. – Первый раз ни у кого не выходит. Где, ну? – рыкнула она на операционную сестру.

Татьяна шила и в двадцатый раз говорила о том, как правильно вводить иглу, стягивать края, чувствовать натяжение нити. Надо будет, и двадцать пятый раз объяснит, покажет.

Операционный блок находился на втором этаже, их отделение – на третьем. Они поднимались по лестнице: Таня, Вероника и Люся – измотанные, усталые.

– Татьяна Владимировна! – вдруг сказала Вероника. – Нам с Петей страшно повезло с вами.

– Куда повезло? – не сразу поняла Таня.

– Повезло, что вы не давите нас, что учите, что позволяете самим руками действовать.

Спина у Тани ныла отчаянно, поэтому, наверное, вырвалось искреннее удивление:

– Разве? Мне казалось, что я вас вечно контролирую и не даю возможности работать самостоятельно.

– Мы с Петькой, – продолжала Вероника, – через полгода защитимся. Кандидаты медицинских наук. Идеи – ваши, набранный материал – ваши операции. Имея звание и вашу практическую школу, нас с руками оторвут.

– «Имея, оторвут» не по-русски звучит.

– Вот вы вся в этом! – неожиданно вступила Люся. – Такая женщина! И лицо, и фигура! Зашибись! А никто не зашибается.

– Увы! – Таня усмехнулась.

– Вы не понимаете! – горячилась Люся. – Мой дедушка был очень главным милицейским начальником по кадровой части. Помните «Семнадцать мгновений весны»? Там на каждого фрица характеристика мелькала: «Истинный ариец, характер нордический…» У наших сотрудников гораздо умнее было в характеристиках. Обязательная графа – самооценка. Вдумайтесь, как верно! Про одного человека: «Самооценка завышена». Про другого: «Самооценка занижена».

– И ни у кого не было верной самооценки? – спросила Таня, остановившись на лестничном марше, потому что спину пробило электрическим разрядом, не двинуться, едва удержаться от стона.

– Не было! – подтвердила Люся. – Но это не главное! У вас, Татьяна Владимировна, богини от хирургии, женщины во всех отношениях привлекательной, самооценка ниже плинтуса! Так нельзя!

«Мне только ординаторши в качестве наставницы не хватало. Надо деликатно поставить ее на место», – подумала Таня. Но больная спина к деликатности не располагала.

– Людмила Сергеевна! Я считаю неуместным обсуждать с вами мой характер.

– Извините! – заткнулась Люся.

С каждой ступенькой настроение у Тани портилось, потому что в отделении находилась Журавлева. Она задаст вполне справедливый вопрос: «Когда операция?» Что ответить, Таня не знает.

До обеда Ирина сделала Тане массаж. Они закрылись в перевязочной, Таня разделась и легла на стол, на который обычно укладывают пациентов. Ирина мяла ей спину и ворчала:

– Хоть рентген сделай. Что тебе трудно на четвертый этаж подняться? Секундное дело.

– Ира, надо Игорька в садик устроить. С чьей помощью?

– У нас из бывших больных никого по этой части нет. С Леной поговорю, через главного устроим. Рентген сделаешь?

– И еще хорошо бы найти женщину, которая сына будет в сад отводить и забирать, сидеть с ним до моего прихода. Родителей хочу в санаторий отправить.

– Найдем женщину. Сегодня план операций на следующую неделю подавать. Что ты с Журавлевой решила?

– Завтра подадим. Хватит, Ира, спасибо!

На следующий день секретарь главврача Лена напомнила про план операций, Кирилл Петрович спрашивал. Понятно, что спрашивал из-за Журавлевой, обычно подмахивает эти планы, не вникая. Таня чувствовала себя мышью, загнанной в угол. Позади – стена, впереди – опасность.

Между перевязками, когда одна больная ушла, а вторую еще не привели, Петя Сомов спросил Татьяну:

– Нам нужно поговорить?

Она кивнула, слегка удивившись интонации вопроса. Точно не ему, а Тане нужно о чем-то побеседовать.

Больных на перевязках было много. Кроме тех, что лежали в отделении, приходили старые, выписавшиеся. Им назначались визиты раз в неделю, в две недели, потом раз в месяц. В коридоре скапливалось до полутора десятков человек. Для многих врачебная необходимость в Танином осмотре отсутствовала, а психологическая была очень сильной. Больные привязывались к хирургу как младенец к кормилице. Они рассказывали, как проходит облучение, лекарственная терапия – немилосердно крали Танино время. Потом их привязанность становилась все слабее и слабее, люди выздоравливали, возвращались к нормальной жизни, забывали как страшный сон онкологическую больницу. Не узнавали Татьяну, встретив на улице, не здоровались.

Петя вошел к ней в кабинет, молча уставился, словно ждал, что Таня первой заговорит.

– Я вас слушаю, – сказала она.

– По поводу больной Журавлевой. Ирина уговаривает меня провести операцию, но по документам ведущим хирургом будете вы.

– Опять она лезет не в свои дела! – в сердцах проговорила Таня.

– Вот это точно! – подхватил Сомов. – Ваша фаворитка, конечно, человек незаменимый, но интриганка, каких поискать. Хлебом не корми, дай посплетничать.

– Не преувеличивайте вреда от ее, как вы говорите, сплетен. Про то, как протекают ваши с Люсей ночные дежурства, кроме меня, никто не знает. Ирина запретила сестричкам рот открывать.

Петя покраснел. Его жена работала в этой же больнице, в лаборатории. Она была очень милой, приветливой женщиной. Ординаторша Люся, по мнению персонала отделения, в подметки не годилась Петиной жене.

– Так что с Журавлевой? – ушел от скользкой темы Сомов. – Вы действительно не хотите ее оперировать?

– Не могу.

– Почему?

– Давайте не будем обсуждать мои мотивы.

– Журавлева – крутая тетка. В палате цветов как у прима-балерины. Татьяна Владимировна, я бы понял обратную ситуацию: вы оперируете, а по документам я прохожу.

Так уже бывало. Несколько раз Петя устраивал в отделение лично ему нужных пациентов. Дядьку с раком щитовидной железы и женщину с доброкачественной опухолью. Дядька был главой строительной фирмы, за смешную цену отгрохавшей Пете дачу. А женщина – сестрой тещи, с которой Петя был на штыках. Оперировала Таня. Больные думали – Сомов. После операции теща «рассмотрела» в Пете благородные черты, и его семейная жизнь потекла гораздо спокойнее.

– А ты бы… вы бы… – мялась Таня, – могли бы на это пойти?

– Запросто!

– Правда? – обрадовалась Таня. – У мышки появилась лазейка.

– У какой мышки? – не понял Сомов.

– Неважно. Петя! Не нахожу слов, чтобы выразить свою благодарность!

– Татьяна Владимировна, простое дело, а вы чуть на стуле не подпрыгнули от радости. Кто все-таки Журавлева?