
Онлайн книга «Визит нестарой дамы»
У Валеры карьера была сделана, он был работоголик и от труда ловил больший кайф, чем от раздачи пряников. Когда я вернулась в комнату, Дин сидела расслабившись, поджав по-турецки длинные ноги, а Ёка, сбросив туфли и разрумянившись, махала перед ее носом руками в радиусе, пропорциональном выпитому. – Нет, ты скажи сама! Ты бы такое простила? – выкрикивала она в тональности «ты меня уважаешь?». – Я не могу быть третейским судьей. Меня не было здесь… На вас обрушились большие испытания. На нас, как вы понимаете, тоже… Но нам уже немало лет, и других одноклассников у нас уже не будет, – говорила Дин. – Никого не надо! Жизнь с чистого листа! Кем я была и кем стала! Помнишь, Ирка, как мы в кулинарии кости покупали, бульон детям варить? А сзади тетка в шубе говорит: «Вы только сырые не давайте, у моей собаки от сырых всегда понос!» Помнишь, Ирка? – заорала Ёка. – Помню. – Еще бы не помнить. Вся наша молодость ушла на то, чтобы научиться из одного первого приготовить два вторых… – А помнишь, у меня плащ был, а у тебя куртка, и мы, чтоб казаться одетыми, все время менялись. Ирке надо к кому-то на свиданье, а в плаще он ее уже видел, а времени в обрез. Она мне звонит на работу, я спускаюсь в метро, и мы прямо у турникетов переодеваемся со скоростью света. Нас тогда менты пытались забрать, все требовали объяснений, что же это мы такое делаем. Помнишь, Ирка? Еще как помню. Помню даже, к кому на свиданье бежала и что он того не стоил. Охотничьи рассказы охватили бы все хитрости, на которые способна голь, но в дверь позвонили… – Это Васька! – обрадовалась Ёка и пояснила на всякий случай: – Васька – бывший муж Пупсика. А Пупсик – нынешняя жена моего бывшего мужа. – Я поняла, – тряхнула белокурой гривой Дин. Действительно, возник Васька. Как всегда, угрюмый, но в приличном костюме. Васька был из тех хорошистов, которые разбираются со своей агрессивностью бесконечными спортивными радостями: вечно бегут, плывут, качаются и презирают тех, кому и без этого хорошо. Васька звезд с неба не хватал, но свое дело делал и никогда не сачковал. Из него могло получиться что-то внятное, если бы не сильно пьющий физик-отец и задолбанная этим физик-мать; парочка, полжизни проводящая на своих ускорителях и разгонителях и рассматривающая сына как элементарную частицу, плохо поддающуюся эксперименту. Они были из тех физиков, что достигают оргазма, собравшись на лесной поляне под песню Окуджавы, никогда не взрослеют и не вступают в родительские права и обязанности. Тихоня, неспособный подтянуться ни разу, всю юность считавший Ваську суперменом и прятавшийся за его спину, попав в любовный треугольник, начал утверждать, что у Васьки вид продавца из отдела радиотоваров. И не сильно ошибался. За последние годы Васька заматерел и научился маскировать напряженность под задумчивую солидность. – Ох и жара, – сказал Васька, как-то боком разглядывая Дин. – Выглядишь по-плейбойски, – констатировала Ёка. – А какая у тебя тачка? – Я ж сказал, тачка не моя, а свекра. – А свекор у тебя кто? – не церемонилась Ёка. – Дед Пихто, – буркнул Васька. – Меня зовут Дин, – представилась Дин очень глухим голосом. – Как? – Дин. – Что это значит? – недружелюбно спросил Васька и уставился на ее руки. – Так принято сокращать имена в Америке, – почему-то заикаясь, сказала она, – по-русски – Дина. Есть арабское слово «дин», что означает «вера». Есть греческое слово «динамис», что означает «сила, энергия», – отвечала она как будто урок, глядя мимо Васьки. «Напрягается на мужика, как всякая лесбиянка», – подумала я и решила ее защитить: – Ты, Васька, вопросы не по теме гонишь. – Могу и по теме, – грубо сказал Васька и закурил. Атмосфера женского щебетанья рухнула. Ёка заерзала на диване, Дин окаменела. Всем стало неприятно, что сейчас опять будет про деньги. – Маргарита сообщила вам о цели моего приезда? – спросила Дин. – Да вроде, – выдавил из себя Васька. – И что вы думаете об этом? – О чем? – О деньгах. – Ничего. Какая тоска, всем неудобно. – Мне предстоит довести эту операцию до конца, и я рассчитываю на вашу помощь, – прошелестела Дин. – Ему что, в Америке деньги деть некуда? – хамски поинтересовался Васька. – Вопрос так не стоит, – отчеканила Дин. – Липа какая-то, – сказал Васька и уставился на нее тяжелым взором. – Меня касается только практическая сторона дела, – ответила Дин, красная как рак. Мы зависли в тишине. Васька по терминологии моих дочерей был природный тормоз. С таким монстром я бы дня не прожила. Он, конечно, не был виноват в том, что такой тяжелый, но был виноват, что никак с этим не работал сам, а вешал все на окружающих. Он генерировал вокруг себя чувство вины и желание договаривать за него и эмоционально обслуживать его. Пупсик, как только он появлялся на пороге, превращалась в идиотку на шарнирах, она беспрестанно приседала, улыбалась отшлифованной заячьей улыбкой, состоящей из выгнутых вперед зубов и напряженно-преданных глаз. – Ты, Вась, просто ледокол «Ленин»! – буркнула Ёка. Все снова зависло, а мне уже надоело ходить и за всеми стирать кляксы, я тоже молчала. Ваське и Ёке, видимо, казалось, что я, причастная к их рухнувшим бракам, буду сейчас суетиться. А вот фиг! Я сидела и отвлеченно разглядывала в окно соседний дом. – Деньги мне в принципе нужны, – изрек наконец Васька, – у меня сын родился. – Да что ты? Да что ж ты молчал? – запричитала Ёка. – Когда? – Два месяца уже. – И ты молчал, сволочь! – Поздравляю! Как назвали? – спросила я, наполняя рюмки. – Николай, – степенно ответил Васька. – Красивое имя, – пластмассовым голосом отметила Дин. И тут Васька, не сильно богатый голосовыми модуляциями, вдруг приподнято-певуче и совершенно серьезно сказал: – Императорское. Я вздрогнула. Патриоты достали меня в Союзе художников. У них всегда были свои квоты, льготы и покровители в выставочной политике. После худсоветов они мне на ухо объясняли, что, придя к власти, либо расстреляют меня у Белого дома, либо, как агента «Макдоналдса» и «Гербалайфа», вышлют в Америку. – Ну вот, – сказала я. – Кому сексуальный бес в ребро, кому патриотический. – Ты что-то имеешь против? – насупился Васька. – Имею. – Давайте выпьем за малыша, – вставила Дин. – Это да, – подняла Ёка стакан, – чтоб нашим деткам жилось легче, чем нам. |