Онлайн книга «Будут неприятности»
Яблоки в вазе – из папье-маше. Была большая картина, на которой изогнутая худенькая девочка, шар и великан с квадратными плечами. Оля смотрела на эту картину. Картина была ненастоящая, плохая копия. Но девочка была живой. И даже будто похожей на Олю. Глаза у Оли были расстроенные, печальные и сердитые сразу. Она взяла яблоко и запустила им в картину. Яблоко мягко шмякнуло. Потом Оля села в кресло – настоящее, глубокое, подняла голову и не увидела потолка. В кухне капала вода из крана, а рисованный дом напротив «зажегся огнями». Оля повернула ручку радио, и комнату заполнило «на тебе сошелся клином белый свет». За стенами «квартиры» кто-то громко сказал: – Верхний свет не работает… Скажите электрику. – Он за сосисками, в буфете… – Чтоб он подавился ими, – пожелал кто-то усталым голосом. – Никогда его нет… Оля встала, подняла яблоко и аккуратно положила его на место. Раздался настоящий звонок в дверь, и вошел Иван Иванович, стуча беретом по колену. – Ты ж читала, – сказал он. – Это очень обеспеченная семья. Ничего тут особенного… Так теперь многие живут… И это ведь хорошо? Но спросил это как-то неуверенно – про «хорошо». Как будто в чем-то сомневался. – Конечно. Хорошо, – твердо сказала Оля, – хорошо жить лучше, чем жить плохо… – Вот видишь, – обрадовался Иван Иванович, – понимаешь… Сама же хочешь сумасшедшие деньги. Полтораста в месяц. – А у этих… У них сколько в месяц? – Оля показала на квартиру. – Ей-богу, не знаю! – сказал Иван Иванович. – Ну не бедствуют… – Но им, – ответила Оля. – Этим… Как и моим родителям… Им все время чего-то не хватает, да? Они хотят лучше еще и еще. А она… То есть я… Не хочет это понять… Так? Чего она все время базарит? – Да она просто не хочет, чтобы родители уезжали. И все. Ничего больше. Просто хочет быть с мамой… – Но если мама это не понимает, значит, для мамы что-то важней? Они едут за тряпками? – Да нет… Они специалисты… Их приглашают на интересную работу… А ты в восьмом классе… И еще в музыкальной школе. Тебе надо учиться. – Им на это наплевать? – Они же не бросают тебя на произвол. У тебя замечательная бабушка! – Бабушка – сволочь… Ей уже за пятьдесят, а у нее любовник. Она и собаку усыпляет… – У собаки рак. Я тут недавно читал – животные болеют человечьими болезнями. – А наоборот? – Не понял… – Ну, может человек взять и покусать кого-нибудь? – Оля смотрит насмешливо. – Может, – сказал Иван Иванович, – только собаки и животные тут ни при чем. В человеке, знаешь, столько всего намешано… Но я тебе скажу: все в нем человеческое – и плохое, и хорошее… Все дело в том, что берет верх. – А что у них, – Оля обвела руками комнату, – берет верх? – Черт их разберет, – проворчал Иван Иванович. – Вникай! В человека нырнуть страшней, чем в море… Как раз в этот момент в павильон вошли актеры, которые будут играть родителей девочки, Главный, художницы. – Ну, дети мои! – воскликнула Актриса-мать. – В престижных домах давно все не так. Никто уже не ставит эти идиотские стенки. – Я все делала по каталогу! – У художницы тут же навернулись слезы. – Лина! Перестаньте! – Это Главный. – У меня тоже было ощущение чего-то не того. Разве я вам не говорил? – Нет! – крикнула художница. – Вам понравилось! Вы мне поцеловали руку! – Лина! – крикнула Актриса тоже. – Я ненавижу эту вашу манеру сразу плакать… – Я не плачу! – плакала художница. – А я плачу! – не плакала Актриса. – Потому что в этой семье ничего вчерашнего. Все послезавтрашнее… В этом же соль. Они бегущие! Они спринтеры! Увидев Олю, она остановилась и внимательно на нее посмотрела. – Прелесть! – сказала. – За эту девочку прощаю все остальное. Самое то! Такая маленькая очаровательная гадина. – Она прижала Олю к себе и добавила: – Не сердись. У меня у самой гадина. И сама я такая! Все такие! Главный засмеялся и подмигнул Оле. – Это юмор… Это ее юмор… Актер-отец подошел к Оле и пожал ей руку. Это был тот самый мужчина, который хлопотал о билетах СВ. – Все о'кей, – сказал он Иван Ивановичу. – Нормальная квартира. Бегущие, стоящие, лежащие. Я лично в этом не разбираюсь. Все люди, все человеки… Все блошки, все прыгают… Всех жалко… Всех удавить охота… – Ты не человек, ты – безразмерная авоська! – кричала Актриса уже из соседней комнаты. – Стенку к чертовой матери. Это безусловно. И Пикассо – к той же матери! Девочка на шаре. Просто девочка. Двадцать два… Перебор. Актриса стремительно вернулась, обняла Олю и отвела ее в сторону. Надо видеть глаза Оли – непонимающие, восторженные, испуганные, благодарные, влюбленные, принявшие эту сумасбродную с виду женщину раз и навсегда. Актриса наклонилась к Оле и сказала решительно: – Потом все про себя расскажешь! Кто папа, кто мама? Кем они работают? Все, все… Главный просто застонал, у Ивана Ивановича почернело лицо. Актриса же поцеловала Олю в макушку, упорхнула, пнув по дороге низкое кресло на колесиках: – Где вы нашли этого урода? Это же квартира выездных людей! – А что значит выездные? – тихо спросила Оля Ивана Ивановича. – Те, кто работает за границей… Ну, в общем… которым поездка туда не проблема… – Тихо: – За эту возможность перегрызают горло. – Я поняла, – сказала Оля. – Это кино про людоедов! Кровь – рекой… – Ничего подобного! Мылодрама. Подошел Главный, в общем довольный. – Ты понравилась… Примерь на себя платьице какое-нибудь и походи в нем. Пообвыкни… С ней всегда сначала трудно, а потом работает, как лошадь. – Это он Ивану Ивановичу об Актрисе, а Оле строго: – Текст выучи. Ты поняла, с кем будешь работать? Поняла? Потрясная баба, извини, детка, женщина. Великая актриса! Ух! Всех заводит вполоборота… Такой темперамент… Я уже боюсь… – А кто может стать выездным? – спросила Оля. – Любой или что-то надо особенное? Мужчины посмотрели друг на друга, вздохнули, и Главный не сказал – произнес: – Надо быть лучшим из лучших. Они – лицо нашей страны – там! – Ха! – сказала Оля. – Общий смех! Она посмотрела на часы на стенке. – Они не идут, – сказал Иван Иванович. – Сейчас без десяти пять… На часах без десяти пять. Клавдия Ивановна смотрит на часы, придерживая рукой горчичник на затылке. |