
Онлайн книга «Время ландшафтных дизайнов»
– Но это ведь моя мама! Не так ли? – кричу я. – Нет, – говорит он. – Таля – мираж, Таля – дух. А вас я заберу с вашей девочкой, нечего вам тут бороться с жизнью и подозревать, что ее можно победить самой. Вам нужен я. – Да не нужны вы мне! – смеюсь я. – И если вы хоть слово скажете маме, я вас подорву! В моем районе время от времени летают бесхозные пули. Просто так, у нас это принято. – Инга! У вас не имя, а песня. Простите меня за напор. Это удивительно для меня самого. Но я не могу терять время. Маме придется сказать – никуда не денешься, но вы с девочкой уедете со мной. Как это по-русски? Смешное выражение… Нарисуйте себе на носу! * * * Я ухожу в подъезд. Меня вытошнило у почтовых ящиков. Странная блевотина. Из меня выходила неведомая гадость, которая не могла быть ни едой, ни питьем. Гадость шла из головы. И я как-то спокойно подумала: «Это инсульт, мать вашу так. Рано же… Как бы… Еще…» Очнулась я дома. Надо мной маячило лицо варяжского гостя. За руки меня держала Алиска в ночной рубашонке. Некто невидимый сбоку делал мне укол в вену. – Сосудистый спазм, – сказал мне гость. – Ничего страшного. Я вас не покину. …Он идет провожать «скорую», Алиска шепчет мне: – Он внес тебя на руках. Я пустила, потому что с ним была соседка. Тебе очень плохо? – Мне совсем хорошо, – говорю я. – Честное слово. Надо его проводить. Сказать спасибо и до свидания. Он возвращается и присаживается на краешек моей постели. Алиска, готовясь ко сну, постелила и мне, и себе. – Простите, – говорит он, – я не рассчитал силу. Вы очень эмоциональны. – Прощаю, – отвечаю я. – Спасибо за доставку. Алиса, открой дверь и выпусти дядю. – А могу я остаться? – Он говорит это робко и неуверенно. – Не можете, – отвечаю я. – Все будет в порядке. Я спокойно отлежусь, а с вами я буду нервничать. Он ушел, и я тут же уснула. Спала я долго и крепко. Утром Алиска мне сказала, что звонила мама, но умница-девочка пугать бабушку не стала, а сказала, что у меня с вечера болела головка, и я приняла таблетки. – Я не пойду в школу, – кричит она мне из кухни. – Сейчас я заварю чай и сделаю быструю кашу. – Не надо кашу. Только чай. Я плетусь в ванную. В общем все в порядке, но чуть-чуть ведет в стороны и ноги ватные. После чашки чая (я бы заварила покрепче) меня чуть-чуть поташнивает, я боюсь рвоты, но все тихонько проходит. Я лежу смирно, а девочка сидит рядом и держит меня за руку. – Ты так тихо спала, что я думала, что ты умерла. Не спи так больше. Я ведь тебя так люблю. Этот дядька оставил свой телефон. Мне даже хотелось ему позвонить. Он же тебя на руках принес. – Ты, надеюсь, не звонила? – Нет. Ты вздохнула и повернулась на подушке. Он тебя нашел во дворе или где? – Нет. Это знакомый моей мамы. Он меня провожал. – Он говорит, как иностранец. – Он такой и есть. Да ну его! Не хочу о нем говорить. Звонит мама. Кудахчет. Но прийти не предлагает. У них, оказывается, с Владимиром экскурсия по Москве. Он заказал машину. – Пожалуй, я надену ту блузочку, что ты вчера нашла, и синюю юбку. – Правильно, – говорю. – Только не забудь о туфлях. И сообрази сумочку. – Надо порыться, – отвечает мама. И тут – о сволочизм! – я вспоминаю его губы, его тело, вдавленное в меня, кончик его языка, который тыкался мне в зубы. И я загораюсь снизу. Этого я от себя не ожидала, это предательство тела, гнусной плоти, заявляющей свои права. Да пошла ты к черту – кричу я ей про себя – найду я тебе копальщика, дай встать на ноги, но этот тип – табу. Я ненавижу ядерщиков, ненавижу бразилианцев – или как их грамотно называть? – я ненавижу мужиков, нападающих из-за угла, я ненавижу чужих кавалеров, траченных молью. Помогло. Несколько «ненавижу» победили позывы плоти. Пошел он к черту, варяжский гость! Не хватало его! Бедная моя мамочка в блузочке с косыночкой в конопушках. Тебе бы сказать – ты бы выскочила на полной скорости из машины, в которую тебя посадил этот фальшивый хитрун. Но весь кунштюк в том, что ты никогда этого не узнаешь. Лучше я съем свой язык. Я снова уснула и снова долго спала. Вечером я уже вполне бодро шла в туалет, постирала трусики и выпила чашку бульона. Умница Алиска разморозила и отварила курицу. Вечером мне мама по телефону взахлеб рассказывала про замечательный день, про браслет, который ей купил Володя, и про дивный напиток «Кампари». – Ты когда-нибудь пробовала? – Когда-нибудь, – отвечаю я. – Кстати, ты мне так и не сказала, как он тебе показался? Вы ведь вечером немножко погуляли? – Мама! – говорю я. – Не разобралась. Эти хорошо упакованные иностранцы для меня – вещи в себе. – Не говори так. Он остался русским. Щедрый. Сильный. Умный. – Ну и слава Богу! Мне-то что? – Ты ему понравилась. Он говорит, что мы похожи. – Но это-то глупости! – Может, со стороны виднее? Мама рассказывает всякие мелочи, бедная моя мама! Она столько лет не выходила дальше двора и булочной! Она потрясена открытыми на улице кафешками. «Такие красивые белые стульчики!» Мама не спрашивает, как я себя чувствую, – подумаешь, ерунда, голова болела, она сообщает, что теперь они поедут в Коломенское. Послезавтра. Завтра у Володи деловая встреча. Утром я провожаю Алиску в школу. Она долго меня обнимает и просит ничего не делать и никуда не ходить. «Почитай детектив, – говорит она. – Или уже ничего не осталось? – Осталось, осталось, – смеюсь я. – В конце концов прочту еще раз. Все равно ведь не помню. – Но ведь, кто убил, помнишь? – Эта да. Но каждый раз не помню, как к нему добрались. – Не выходи! – строго наказывает Алиса. * * * А через час в дверь звонит ядерщик. Мать честная, как это я не сообразила, что это я – деловая встреча. В руках у него цветы и огромный сверток. Я отступаю очень далеко, давая возможность ему пройти. Он оставляет сверток на диване и прямиком лезет целоваться. Большие ухоженные протянутые руки. Обшлага рубашки сверкают не по-нашему. Уши – уши не Каренина. Такие мощные, прижатые и только мочки мяса слегка топырятся. – Сядьте, – говорю я ему. – И замрите. Иначе я позвоню маме. – Ингочка! Какая глупость! При чем тут мама? Ну сообразите, что вы ей скажете. Ваша мама – прелестная женщина, но я хочу вас, как мальчишка. И вы меня хотите. Я это чувствую телом… И я подымаю телефонную трубку. Понимаю, что сейчас он будет у меня ее вырывать, борьба рук и прочее, прочее. И я кричу ему в близкое лицо самым противным своим голосом: |