Книга Облачный атлас, страница 140. Автор книги Дэвид Митчелл

Лицо Луизы отвечает: «Есть идеи получше?» Они следуют за женщиной между рулонами материи и бухтами проволоки, разорванными коробками с глазами плюшевых мишек, а также корпусами и внутренностями разномастных швейных машинок. Коридор поворачивает направо и обрывается у металлической двери. Через закопченную решетку просачивается дневной свет. Мексиканка грохочет связкой ключей. «Здесь 1875 год, — думает Луиза, — а вовсе не 1975-й». Один ключ не вставляется. Второй вставляется, но не проворачивается. Даже тридцать секунд, проведенные на фабричном этаже, ослабили ее слух.

Воинственный возглас в шести ярдах сзади:

— Руки вверх!

Луиза поворачивается.

— Я сказал — руки вверх, мать твою!

Руки Луизы повинуются. Киллер держит под прицелом Нейпира.

— Повернись, Нейпир! Медленно!!! Бросай свой ствол!

Сеньора пронзительно кричит:

— Нет стрелять я! Нет стрелять я, сеньор! Они заставить я показать дверь! Они сказать, они убить…

— Заткни пасть, дрянь мокрозадая! [214] Мотай отсюда! Прочь с дороги!

Женщина пробирается мимо него, вжимаясь в стену и выкрикивая:

— No dispares! No dispares! No quiero morir! [215]

Перекрывая доносящийся по туннелю фабричный шум, Нейпир кричит:

— Успокойся, Биско, сколько тебе платят?

Биско вопит в ответ:

— Не беспокойся, Нейпир! Последние слова?

— Не слышу! Что ты говоришь?

— ТВОИ — ПОСЛЕДНИЕ — СЛОВА?

— Последние слова? Ты кто такой? Грязный Гарри?

Рот Биско искривляется в усмешке.

— У меня целая книга последних слов, а вот это были твои. Ты?

Он глядит на Луизу, по-прежнему целясь в Нейпира.

Пистолетный выстрел пробивает дыру в металлическом звоне, и Луиза зажмуривается. Что-то тяжелое касается пальцев ее ноги. Она заставляет себя открыть глаза. Это пистолет, заскользивший по полу и остановившийся. Лицо Биско искажено невообразимым страданием. Разводной гаечный ключ сеньоры проносится в воздухе и дробит нижнюю челюсть Биско. Следуют еще десять или более ударов неимоверной ярости — все они заставляют Луизу морщиться и отделяются один от другого словами:

— Yo! Amaba! A! Ese! Jodido! Perro! [216]

Луиза оборачивается к Джо Нейпиру. Он смотрит на нее, не раненый, но ошеломленный.

Сеньора утирает ладонью рот и склоняется над неподвижным Биско, чье лицо превращено в бесформенную массу.

— И не смей называть меня «мокрозадой»!

Она переступает через его размозженную голову и отпирает дверь.

— Если хотите, скажите двоим другим, что это я так с ним разделался, — говорит ей Нейпир, нашаривая на полу пистолет Биско.

Сеньора обращается к Луизе:

— Quítatelo de encima, cariña. Anda con gentuza y ¡Dios mío! ese viejo podría ser tu padre. [217]

Нейпир сидит в вагоне подземки, испещренном граффити, и наблюдает за дочерью Лестера Рея. Она потрясена, всклокочена, вся дрожит, а ее одежда все еще не просохла от спринклеров, сработавших в банке.

— Как вы меня нашли? — спрашивает она наконец.

— Помог здоровый толстый парень из вашей редакции. Носбумер или что-то вроде.

— Нуссбаум.

— Точно. Долго пришлось его убеждать.

Молчание длится от площади Воссоединения до Семнадцатой авеню. Луиза ковыряет в дырке, появившейся сегодня на ее джинсах.

— Я так думаю, в Приморской корпорации вы больше не работаете.

— Вчера меня отправили на пастбище.

— Увольнение?

— Нет. Досрочная отставка. Да. Отправили на пастбище.

— А сегодня утром вы с пастбища вернулись?

— Примерно так.

На этот раз молчание длится от Семнадцатой авеню до парка Макнайта.

— У меня такое чувство, — неуверенно говорит Луиза, — что я… нет, что вы разрушили там какое-то предопределение. Как будто Буэнас-Йербас решил, что сегодня я должна умереть. А я — вот она.

Нейпир задумывается над ее словами.

— Нет. Городу все равно. И вы можете считать, что это ваш отец спас вам жизнь, когда тридцать лет назад отбросил ногой гранату, катившуюся в мою сторону. — Их вагон содрогается и постанывает. — Нам надо заехать по дороге в оружейный магазин. С незаряженными пистолетами я нервничаю.

Поезд выныривает на солнечный свет. Луиза щурится.

— Куда мы едем?

— Кое с кем повидаться. — Нейпир смотрит на часы. — Она прилетела специально.

Луиза трет свои красные глаза.

— А эта кое-кто может дать нам копию отчета Сиксмита? Потому что это досье — единственный для меня выход.

— Пока не знаю.

Меган Сиксмит сидит на низкой скамейке в Музее современного искусства Буэнас-Йербаса и глядит на огромное, по-медвежьи грубое лицо старой дамы, образованное переплетением серых и черных линий на холсте, больше ничем не тронутом. Будучи единственным образцом фигуративной живописи в зале с Поллоком, [218] де Кунингом [219] и Миро, [220] этот портрет тихо тревожит. «Смотри, говорит она, — думает Меган, — на свое будущее. Когда-нибудь твое лицо тоже станет таким, как у меня». Время оплело ее кожу паутиной морщин. Мышцы в одних местах провисли, в других натянулись, веки набрякли и опустились. На шее у нее нить жемчужин, скорее всего, самого низкого качества, а волосы всклокочены после целого дня возни с внуками. «Но она видит то, что мне недоступно».