Онлайн книга «Тьма над Петроградом»
|
И ведь любил же Варвару, сволочь! И как бы он собирался жить с ней дальше? Да никак, потому что за год достаточно ее изучил. Да и какая нормальная женщина осталась бы с человеком, который собственноручно отдал приказ о расстреле ее единственного брата! Вот кого Борис ненавидел! Такие, как Черкиз, прикрывали творимые ими ужасы и убийства идеологией. Дескать, революция требует… Что такое революция? Только слово, призрак, фантом… Самое отвратительное, что Черкиз был искренен. И принципиален до конца. Тогда Бориса спас Саенко. Варя тоже не оплошала. В следующий раз они встретились через год в Новороссийске. Черкиз собственноручно связал Борису руки перед тем, как его сбросили в Новороссийскую бухту. Впрочем, иного Борис от него и не ждал. Он выжил и тогда. Выплыл в ледяной мартовской воде и вытащил раненого друга Алымова. Везение ему не изменило. Но теперь… Воспоминания пронеслись в голове Бориса за долю секунды, он медленно поднял голову и столкнулся взглядом с черными, полными ненависти, лихорадочно блестящими глазами Черкиза. Надо же было такому случиться! Первый же встречный оказался не просто знакомым, а единственным человеком, который его давно и глубоко ненавидел. Да еще и обладал властью для того, чтобы Бориса немедленно арестовать. И что его занесло в такую дыру? – Стало быть, Прохиндеев Пров Васильевич… – протянул Черкиз, кривя губы, – следуете в Петроград? – Так точно, – тихо ответил Борис, с непонятным злорадством наблюдая, как у Черкиза задергалась щека. – Евдокимов! – рявкнул Черкиз, вернее, только хотел рявкнуть, голос его сорвался, и крик получился слабый и хриплый. – Этого – во Внутреннюю тюрьму! По дороге глаз не спускать, головой ответишь, если с ним что! – Слушаюсь! – гаркнул, выпрямившись во весь свой небольшой рост, Евдокимов. – Будет исполнено сей же час, товарищ Черкиз! Красноармейцы взяли винтовки на изготовку, Черкиз отвернулся и пошел прочь, раздвигая толпу плечом, как купающийся человек раздвигает волны, войдя в реку. Впрочем, толпа и сама отхлынула от него в страхе. В конце перрона ждал Черкиза черный автомобиль. – Чего глядишь, контра? – заорал Евдокимов. – Слышал, что товарищ Черкиз сказал? Поворачивайся живее, время дорого… – Успею… – процедил Борис, оглядываясь по сторонам. Как он и предполагал, Саенко рядом с ним не было. Неизвестно каким способом он успел раствориться в воздухе перед самым приходом Евдокимова с красноармейцами. Борис понадеялся, что Пантелей успел предупредить Мари. – Топай! – Один из красноармейцев толкнул его в спину прикладом винтовки. «Дежа-вю, – усмехнувшись про себя, подумал Борис, – такое со мной уже было…» Чекисты отконвоировали Бориса до автомобиля – не такого черного и лакированного, как у Черкиза. Этот был большой и старый, сиденья продраны, а сзади вообще лежала доска. – Слышь, дядя, – тихонько спросил Борис у более старшего красноармейца, – а кто этот Черкиз? – Какой я тебе дядя, – заворчал было тот, но потом ответил с охотой: – Товарищ Черкиз – самый главный в нашем городе чекист. Начальник всего гепеу, вот не привыкну никак, что переименовали… – Силантьев! – заорал Евдокимов, перекрывая шум кашляющего мотора. – Да ты какого… с этим контриком разговоры разговариваешь и секретную информацию ему выдаешь? Под арест захотел? Может, ты и сам с контрой снюхался? Красноармеец пробормотал что-то испуганно и всю дорогу старательно отводил глаза от взгляда Бориса.
Автомобиль остановился перед очень странным особняком. Когда-то это было весьма нарядное здание, с розовым фасадом, обильно оснащенным колоннами и пышной купеческой лепниной. На фасаде просматривались замазанные буквы, извещающие о прежнем назначении особняка. Буквы явно пытались вывести всеми доступными способами, но они снова и снова проступали на стене с завидным упорством, как живучий сорняк на огороде, и эти буквы все еще можно было прочесть – «Гостиница „Ампир“». Розовый цвет фасада за годы революции и войны сильно поблек и выгорел до оттенка, весьма напоминающего сильно застиранное дамское нижнее белье. Лепнина, видимо, была признана новыми обитателями «Ампира» буржуазным пережитком и частично отбита. Колонны уцелели, хотя их тоже покрывали многочисленные шрамы от пуль и снарядных осколков. Но больше всего изуродовали здание какие-то странные железные щиты, закрывавшие снаружи большую часть окон. Перед входом в здание стоял расхлябанный красноармеец с винтовкой. При виде подъехавшего автомобиля он вытянулся и придал своему давно небритому лицу выражение революционной непреклонности и служебного рвения. – Выходи, контрик! – приказал Евдокимов, с ненавистью взглянув на Бориса, и для большей убедительности ткнул ему в бок ствол «маузера». Видимо, ему не давала покоя допущенная при проверке документов оплошность и проявленный недостаток революционной бдительности, так что теперь он проникся к арестованному особенно горячей классовой ненавистью. Борис подошел к крыльцу бывшей гостиницы. По сторонам от него шагали красноармейцы, чуть впереди шел Евдокимов. – Отворяй, контрика арестованного привезли! – Евдокимов ткнул в лицо часовому мандат. Тот моргнул, снял с плеча винтовку и посторонился. Евдокимов вошел первым, следом красноармейцы втолкнули Бориса. За дверью их встретили двое чекистов в непременных кожаных куртках, с недовольными и заспанными лицами простых крестьянских парней. – Ты кого это привел, товарищ? – накинулся один из них на Евдокимова. – Не знаешь, что ли, порядок? Сперва на Конную положено, для установки личности и выяснения обстоятельствов, а потом уже к нам, во Внутреннюю тюрьму! – Ничего не знаю, – отмахнулся Евдокимов. – Личный приказ товарища Черкиза! – А, ну если товарища Черкиза, тогда конечно! – уважительно проговорил второй чекист. – Тогда у нас нет никаких возражениев. У него, у Черкиза, стопроцентное классовое чутье! Давай, товарищ, бумагу, я распишусь, что принял у тебя контрика. Махматулин, в одиннадцатую арестованного! Тут же появился здоровенный красноармеец в высокой косматой папахе, с кривым и недовольным лицом, мрачно взглянул на Бориса и толкнул его в спину: – А ну шагай, шайтан! Шевели ногами! Борис двинулся вперед по широкому, плохо освещенному коридору бывшей гостиницы. Красноармеец Махматулин шел следом за н??м, тяжело топая огромными сапогами и приговаривая: – Чего тебя, шайтана, зазря водить? Чего зазря в камера держать? Чего зазря хлебом кормить? Все одно – в расход пойдешь, так чего на тебя зазря время тратить? Приколоть штыком – и конец! Пули на тебя и то жалко! |