Онлайн книга «Тьма над Петроградом»
|
– Так, к примеру, ходила тут одна грамотная, агитировала, что тиф происходит по причине вошей. Что от грязи воши заводятся, а через них уже тиф происходит. Так что если мыться чаще и волоса керосином мазать, так будто и тифа не будет. – А вы разве с этим не согласны? – У меня на этот счет имеются личные конкретные возражения. Ты, товарищ барин, посмотри: воши, они завсегда были, и при Николае Втором Кровавом, и при Александре Третьем Миротворце, и даже при Александре Втором Освободителе. Воши-то были, а тифа не было! Ну, если и был, так самую малость. Не так, чтобы от него народ цельными губерниями мер. Так что я так полагаю, что неверная эта агитация! Вовсе не от вошей тиф заводится! – А от чего же? – заинтересовался Борис. – Известно отчего! От гнилой овощи! – поучительно проговорил старик. – Еды хорошей нету, а если и есть – так такая дорогая, что не подступишься. Вот народ с голодухи и лопает всякую гнилую овощь! Оттого-то тиф и пошел. А они все насчет воши агитируют. Дали бы народу жрать как следует, вот бы и тифу не было. А то все только насчет чистоты да вшей талдычат! – Интересная гипотеза! – проговорил Борис. – Ты, товарищ барин, зря на меня такими словами выражаешься! – обиделся старик. – Я, между прочим, не какая-нибудь гипотеза, я почитай всю Крымскую войну прошел! Борис хотел что-то ответить, но старик огляделся по сторонам и объявил: – Ну, вот они – твои Озерки! До Озерков подряжались, так что, стало быть, попрошу рассчитаться по совести, а дальше я не поеду: места тут нехорошие, опасные. Ордынцев отсчитал извозчику оговоренные два миллиона, тот, по заведенному порядку, заявил, что надо бы прибавить по случаю дороговизны припасов, но без особенного энтузиазма, и затем, легонько хлестнув свою клячу, отправился восвояси. В обратном направлении его лошадка побежала быстрее – должно быть, поверила, что ей перепадет немного овса. Борис огляделся по сторонам. Неужели это Озерки, дачное место, облюбованное всей петербургской публикой? Он вспомнил «Незнакомку» Блока: По вечерам над ресторанами Горячий воздух дик и глух, И бредит окриками пьяными Весенний и тлетворный дух. Над озером скрипят уключины И раздается женский визг… Только озера и остались неизменными с той безвозвратно ушедшей поры. Не осталось тех ресторанов, в которых гуляли купчики и артисты, присяжные поверенные и журналисты, в которых и сам Блок проводил бессонные ночи. Богатые пригородные дачи сгорели или разобраны на дрова, а те, которые чудом уцелели, стоят заколоченные. А жители этих дач, завсегдатаи этих ресторанов – где они? Если кто-то из них и выжил, разметала их безжалостная судьба по всему миру – от Харбина до Парижа, от Берлина до Константинополя… Борис шел вдоль озера, припоминая свое детство. Вот здесь, на этом месте, стояла дача доктора Корфа. С его дочкой, Оленькой Корф, Боря дружил в детстве. А вот там, за тем поворотом, стояла их дача, а напротив нее – чудесный дом дяди Па, Павла Аристарховича Ртищева… Борис повернул в боковую улочку – и сердце его защемило. На месте дачи Ордынцевых осталось только давно остывшее пепелище. Большая часть дома Павла Аристарховича была разобрана на дрова, от него уцелел только один флигель, но и там окна были заколочены. Лужайка возле дома, где прежде были нарядные качели, где стоял под сосной летний стол с самоваром, была теперь перекопана, должно быть, кто-то устроил на ней огород. Приглядевшись, Борис заметил, что одно окно во флигеле сохранилось, больше того – ситцевая занавеска на нем шевельнулась, как будто из-за нее кто-то следит за прохожим. В сердце Бориса проснулась робкая надежда. Вдруг дядя Па прячется здесь, в уцелевшем флигеле своей дачи? Борис толкнул калитку, прошел по разрытому участку, приблизился к флигелю, стукнул в дверь. Какое-то время в доме царила тишина, затем за дверью послышались шаги, заскрипели половицы, дверь приоткрылась, в щель выглянула толстая баба с завязанной щекой. – Чего надо? – спросила она, окинув Бориса тяжелым взглядом с ног до головы. – Спирту нет! Нет спирту! Понятно? Ходют и ходют, будто не понимают! – Ты с кем там, Клавка, разговариваешь? – раздался за спиной бабы хриплый мужской голос. – Ни с кем, Митрий Василич! – крикнула баба за плечо. – Господин за спиртом пришел, так я ему говорю, что нету! – Какой еще господин? – В темноте за спиной у бабы появился здоровенный детина, до самых глаз заросший щетиной. – Этот, что ли? – Он уставился на Бориса мрачно, сверкнул фиксой. – Ты бы, гражданин, проваливал по-хорошему! Никакого спирту у нас нет! – Да я не насчет спирта, мне бы узнать про бывшего здешнего хозяина, Павла Аристарховича… Не знаете ли, где он сейчас живет? – Эвон чего! – Заросший детина вызверился на Бориса. – Бывшие хозяева все или по заграницам разбежавшись, или в чеке расстрелянные, и ты, господин хороший, иди прочь, пока цел! А то не ровен час за тобой тоже чека притащится, а нам с Клавкой это без надобности! У нас и без тебя неприятностев хватает! – Извините. – Борис попятился. Он и сам понимал, что зря сюда пришел, зря стал задавать свои вопросы. Теперешние здешние жители не имеют никакого отношения к прежнему миру, к его миру, и спрашивать их про Павла Аристарховича Ртищева так же бесполезно, как спрашивать о нем, к примеру, американских индейцев или африканских негров. Да, пожалуй, не только бесполезно, но и опасно. Борис вспомнил, что извозчики не хотели везти его в Озерки, поскольку место здесь опасное, бандитское, и торопливо пошел прочь, чувствуя спиной тяжелые взгляды жильцов ртищевского флигеля… Он покинул участок Павла Аристарховича, вышел к озеру, поверхность которого подернулась рябью от налетевшего ветра. Здесь детьми они играли в индейцев, здесь Павел Аристархович, увлекавшийся идеями основателя движения скаутов, английского полковника Роберта Баден-Пауэла, устраивал для них походы, учил строить шалаши, разжигать костер без помощи спичек… В дупле одного из вековых дубов они устроили тогда тайник, в котором прятали секретные записки, написанные на языке индейцев сиу, который сами же и выдумали под руководством того же дяди Па… Борис с удивлением убедился, что создания природы более долговечны и прочны, чем творения человеческих рук. Те дубы, которые он помнил с детства, сохранились. Вот и тот самый, в котором был их индейский тайник… Он подошел к дереву. Прежде, чтобы проверить тайник, ему приходилось вставать на цыпочки или даже подтаскивать к дубу какой-нибудь чурбан, теперь же он легко дотянулся до дупла. |