Онлайн книга «Седьмой сын»
|
– Я ж объяснила: чтобы в подмастерья отдать. – Они так нянчились с этим мальчишкой… Никогда б не поверил, что его куда-то отпустят. – Он должен будет уехать на восток Гайо, в деревню у форта Дикэйна. Это на полпути к океану. – Ну, ты знаешь, если подумать, в этом есть смысл. – Неужели? – Здесь краснокожие чего-то колобродят, вот они и решили отправить пацана подальше. Других пусть хоть нашпигуют стрелами, но только не Элвина-младшего. Она подняла голову и с презрением оглядела его. – От твоих досужих домыслов, Армор, меня иногда тошнит. – То, что происходит, вовсе не мои домыслы. – Да ты человека от брюквы не отличишь. – Так ты наконец вытащишь из моих волос это яблоко или заставить тебя языком вылизать голову? – Да уж придется помочь, иначе ты мне все простыни извозишь. * * * «Наглый ворюга», – думал о себе Сказитель. Семья Миллеров чуть ли не силой всучила ему кучу подарков на дорогу. Две пары шерстяных носков. Новое одеяло. Накидку из оленьей шкуры. Вяленое мясо и сыр. Хороший точильный камень. Да он обворовал этих честных людей! Кроме того, он приобрел много такого, о чем они и не догадывались. Тело, отдохнувшее от дорожной усталости и вечных синяков. Легкую походку. Добрые лица, которые навсегда останутся в памяти. И истории. Истории, скрытые в запечатанной части книги и написанные его собственной рукой. И правдивые рассказы, которые они занесли в книгу сами. Хотя он честно расплатился с ними – во всяком случае попытался. Залатал крыши на зиму, переделал кучу мелкой работы. И что более важно, они увидели почерк самого Бена Франклина. Прочли фразы, написанные Томом Джефферсоном, Беном Арнольдом, Пэтом Генри, Джоном Адамсом, Алексом Гамильтоном – даже Аароном Бурром, перед дуэлью, и Даниэлем Буном, сразу после оной. До прихода Сказителя Миллеры были обыкновенной семьей, частичкой Воббской долины. Теперь они попали на огромное полотно, состоящее из великих историй. О Войне за Независимость Аппалачей. Об «Американском Соглашении». Они увидели собственный путь через глушь и леса, ниточкой вливающийся в великую картину, и почувствовали силу этого гобелена, сотканного из множества подобных нитей. Впрочем, нет, не гобелена. Скорее ковра. Доброго, прочного ковра, на котором будут основываться следующие поколения американцев. В этом была поэма, и когда-нибудь он напишет ее. Он тоже кое-что им оставил. Любимого сына, которого выдернул прямо из-под падающего жернова. Искушаемого убийством отца, который обрел наконец силу отослать сына в другую деревню. Имя для ночного кошмара мальчика, объясняющее, что враг реален и существует на самом деле. Яростный шепот, убедивший раненого юношу исцелить себя. И рисунок, выжженный на хорошей дубовой доске кончиком раскаленного ножа. Конечно, Сказитель предпочел бы вытравить его воском и кислотой на металле, но такие материалы в здешних краях были редкостью. Поэтому он выжег его, постаравшись, как мог. На картине был изображен юноша, попавший в плен сильной реки, запутавшийся в корнях плавучего дерева. Он задыхался, но глаза его бесстрашно смотрели в лицо смерти. В Академии искусств это незамысловатое творение было бы встречено всеобщим презрением. Но тетушка Вера разрыдалась, увидев картину, и прижала ее к груди, заливая слезами, похожими на последние капли легкого, завершающего грозу дождика. И отец Элвин, взглянув на нее, кивнул и сказал: – Тебе явилось видение, Сказитель. Ты изобразил мальчика очень точно, хотя никогда не видел. Это Вигор. Мой сын. После чего Миллер тоже расплакался. Картину поставили на камин. «Это, разумеется, не шедевр, – подумал Сказитель. – Но здесь изображена правда, и рисунок значит для этой семьи больше, чем любой портрет – для жирного старого лорда или заседателя парламента в Лондоне, Камелоте, Париже или Вене». – Вот и утро настало, – сказала тетушка Вера. – До заката путь неблизкий. – Не вините меня за то, что я с неохотой покидаю ваш дом. Хотя я рад за оказанное доверие и не подведу вас. Он похлопал по карману, внутри которого лежало письмо кузнецу с реки Хатрак. – Ты не можешь уйти, не попрощавшись с мальчиком, – напомнил Миллер. Сказитель оттягивал момент прощания как можно дольше. Но тут он кивнул, с сожалением покинул удобные объятия кресла у камина и зашел в комнату, где провел лучшие ночи в своей жизни. Элвин-младший уже проснулся и широко распахнутыми глазами смотрел на мир; на лицо его вернулись краски жизни, больше оно не искажалось от нестерпимых страданий и не теряло цвет. Но боль не спешила отступать, она по-прежнему таилась поблизости, и Сказитель догадывался об этом. – Уходишь? – спросил мальчик. – Да, попрощаться решил. Элвин сердито взглянул на него исподлобья: – Ты даже не дашь мне написать что-нибудь в твоей книге? – Ну, не всякому это позволяется. – А папе можно. И маме. – Да, и Кэлли тоже. – Да, Кэлли точно украсил книгу, – кивнул Элвин. – У него почерк, как у… как у… – Как у семилетнего мальчишки, – пошутил Сказитель, но Элвин не улыбнулся. – Почему тогда мне нельзя? Кэлли можно, а мне, значит, нет? – Потому что в этой книге люди пишут о своем самом важном деянии или событии, что видели когда-то собственными глазами. Ты бы о чем написал? – Ну, не знаю. Может, о жернове. Сказитель скорчил рожу. – Тогда, наверное, о своем видении. Ты сам утверждал, что оно очень важно. – Да, и записано где-то еще, Элвин. – Я хочу написать что-нибудь в твоей книге, – уперся Элвин. – Сам Бен Франклин оставил в ней свое предложение, я тоже хочу. – Не сейчас, – возразил Сказитель. – Но когда?! – Когда ты как следует отчехвостишь этого Разрушителя. Вот тогда можешь писать в книге что захочешь. – А если я с ним не справлюсь? – Тогда и в книге никакого проку не будет. На глаза Элвина навернулись крупные слезы: – Но вдруг я умру? Сказитель почувствовал, как легкий холодок пробежал по спине. – Как твоя нога? Мальчик пожал плечами. Моргнул, смахивая непрошенные слезы. – Это не ответ, парень. – Болит не переставая. – Так и будет, пока кость не срастется. – Кость уже срослась, – болезненно улыбнулся Элвин-младший. – Тогда почему ты не встаешь с постели? – Нога причиняет мне боль, Сказитель. Болит и болит. Там, в кости, засело что-то плохое, и я еще не понял, как излечить это. |