Онлайн книга «Игра Эндера»
|
– Ты думаешь, что не сможешь разбить жукеров, если не поймешь их? – Все еще серьезнее. Одиночество и безделье располагают к самоанализу. Я пытался разобраться, почему так себя ненавижу. – Нет, Эндер. – Не говори: «Нет, Эндер». Мне когда-то потребовалось много времени, чтобы догадаться, но поверь, я ненавидел себя. И ненавижу… Все сводится к одному: вместе с настоящим пониманием, позволяющим победить врага, приходит любовь к нему. Видимо, невозможно узнать кого-то, вникнуть в его желания и веру, не полюбив, как он любит себя. И в этот самый миг любви… – Ты побеждаешь. – Сейчас она не боялась его проницательности. – Нет, ты не поняла. Я уничтожаю врага. Я делаю так, чтобы он больше никогда не смог подняться против меня. Втаптываю в землю до тех пор, пока он не перестает существовать. – Нет, этого не может быть. – Страх вернулся и стал еще сильней. «Питер смягчился, а ты… Они сделали тебя убийцей! Две стороны одной медали, но как отличить их друг от друга?» – Я по-настоящему причинял людям боль, Вэл. Я не придумываю. – Знаю, Эндер… «Что он сделает со мной?» – Видишь теперь, чем я стал, Вэл? – тихо сказал он. – Даже ты боишься меня. Он погладил сестру по щеке так бережно, что ей захотелось плакать. Вспомнилось прикосновение мягкой детской ручки, когда они еще не забрали его. – Я не боюсь, – возразила она, и сейчас это было правдой. – А следовало бы. «Нет. Я не должна». – Если ты останешься в воде, замерзнешь и пойдешь пупырышками. И еще тебя может съесть акула. Он улыбнулся. – Акулы давно научились оставлять меня в покое. Но он все же выбрался на плот, хрупкое сооружение качнулось, его захлестнуло волной. Брызги были холодными. – Эндер, у Питера получится… Он достаточно умен, чтобы подождать, сколько потребуется. Он пробьется к власти, не сейчас, так позже. Я не знаю, хорошо это будет или плохо. Питер может быть жестоким, но он знает, как взять и удержать власть, а есть вероятность, что сразу по окончании войны, может быть, даже до окончания, мир опять рухнет в хаос… Страны Варшавского Договора добивались гегемонии перед Первым Нашествием. И если они попытаются добиться ее после… – То даже Питер – лучшая альтернатива. – Ты обнаружил в себе что-то от разрушителя, Эндер. Так было и со мной. У Питера нет монополии на это качество, что бы там ни думали психологи. Но в Питере, представь себе, проснулся строитель. Он не стал добрым, но уже не стремится разрушить все, что попадается ему на глаза. Понимаешь, власть в конечном счете оказывается в руках у тех, кто стремится к ней. И по-моему, большинство нынешних правителей намного хуже Питера. Глупее. – После такой рекомендации я сам готов голосовать за него. – Иногда все это кажется мне полным бредом. Четырнадцатилетний мальчик и его младшая сестра сговорились захватить власть над миром. – Она попыталась рассмеяться, но ей не было смешно. – Какие же мы, к черту, дети? Мы не дети. Никто из нас. – А тебе не хотелось бы все изменить? Она попыталась представить, что стала такой же, как другие девочки в школе. Попробовала вообразить жизнь, в которой она больше не чувствует ответственности за судьбы мира. – Это будет очень скучно. – Мне так не кажется. Он растянулся на плоту, будто готов был всю жизнь провести на воде. Так и есть. Что бы ни делали с Эндером в Боевой школе, они погасили его честолюбие. Он действительно не хотел покидать свою нагретую солнцем кастрюлю. Нет, поняла она, нет, он верит, что ему никуда не хочется, но в нем еще слишком много от Питера. Или от нее. Никто из них не может долго оставаться счастливым без дела. Или, говоря иначе, никто из них не может быть счастливым в одиночестве. И она снова заговорила: – Назови мне имя, которое знает весь мир. – Мэйзер Ракхейм. – А если ты выиграешь следующую войну, как это сделал Мэйзер Ракхейм? – Мэйзер Ракхейм был чудом. Резерв. Случайность. Никто не верил в него. Он просто оказался в нужном месте в нужное время. – Но представь, что ты сделал это. Ты разгромил жукеров, и твое имя известно повсюду, как имя Мэйзера Ракхейма. – Пусть другие будут знамениты. Питер жаждет славы. Пусть он спасет мир. – Да я же, Эндер, не о славе говорю. И даже не о власти. Я говорю о случайности. Например, о той, что вынесла Мэйзера Ракхейма туда, где кто-нибудь должен был остановить жукеров. – Если я останусь здесь, – сказал Эндер, – тогда меня там не будет. Будет кто-то другой. Пусть ему достанется случайность. Его усталый безразличный тон вывел Валентину из себя. – Я говорю о моей жизни, эгоцентричный ты ублюдок! – Если ее слова и задели Эндера, он не показал этого. Просто лежал с закрытыми глазами. – Когда ты был совсем маленьким и Питер мучил тебя, я ведь не сидела сложа руки и не ждала, пока папа и мама придут тебя спасать. Они-то никогда не понимали, насколько Питер опасен. Я знала, что у тебя есть монитор, но не ждала, пока приедут эти. Ты знаешь, что Питер делал со мной, когда я мешала издеваться над тобой? Не знаешь? – Заткнись, – прошептал Эндер. И она замолчала, потому что увидела, как дрожит его грудь, потому что поняла: ему больно; она, как Питер, нашла слабое место, и удар попал в цель. – Я не смогу их разбить, – тихо сказал Эндер. – Однажды я буду там, как Мэйзер Ракхейм, и все будет зависеть от меня, а я не смогу ничего сделать. – Если не справишься ты, Эндер, никто не справится. Если ты не разобьешь их, тогда жукеры заслужили победу, потому что они сильнее и лучше нас. Это не твоя вина. – Расскажи это мертвым. – Если не ты, то кто? – Любой. – Никто, Эндер. Я скажу тебе кое-что. Дерись и проиграй – будешь чист. Но если откажешься от попытки – вся вина на тебе. Ты убьешь нас всех. – Так или иначе я буду убийцей. – А чем еще ты можешь быть? Человечество развивало свои мозги не затем, чтобы прохлаждаться у озера. Первое, чему мы научились, – убивать. И хорошо, что научились, а то бы нас не было, а землей владели бы тигры. – Я никогда не мог победить Питера. Что бы ни делал, что бы ни говорил. Я не мог. Значит, вернулись к Питеру. – Он был старше. И сильнее. – Жукеры тоже. Она поняла его логику, вернее, его алогизм. Он может побеждать сколько угодно, но понимает в глубине души, что существует кто-то, способный уничтожить его. Он всегда знал, что его победы – ненастоящие, потому что есть непобедимый Питер. |