Книга Ксеноцид, страница 53 – Орсон Скотт Кард

— Привет, Квимо.

— Боюсь, что отец Эстеваньо. — На Квимо было полное облачение священника, стула и все остальное. Он поправил все свои регалии и уселся на траве рядом с Миро.

— А ты прекрасно выглядишь в этой роли, — сообщил Миро.

Квимо заматерел. Ребенком он был любителем подколоть, но и весьма набожным. Жизнь в реальном мире, а не в теологических эмпиреях, прибавила ему морщин. Но в результате образовалось лицо, в котором было сочувствие. И еще — сила.

— Мне очень жаль, что я устроил эту сцену во время мессы.

— Устроил? — удивился Квимо. — Меня там не было. Впрочем, я был на мессе, только не в соборе.

— Причастие для раменов?

— Для чад божьих. У Церкви уже имелся словарь, которым можно определять инопланетян. Нам не пришлось ожидать Демосфена.

— Нечего хвалиться, Квимо. Ведь не ты придумал эти термины.

— Не будем ссориться.

— И не будем вмешиваться в медитации других людей.

— Благородное желание. Вот только для отдыха ты избрал тень моего приятеля, с которым мне следует поговорить. Мне показалось, что гораздо вежливей будет поговорить с тобой, пока я не начал обрабатывать Корнероя дубинками.

— Так это Корнерой?

— Поздоровайся. Мне известно, что он не мог дождаться твоего возвращения.

— Я его не знал.

— Зато он знает о тебе все. Ты, Миро, видно и не понимаешь, каким героем являешься среди pequeninos. Они знают, что ты для них сделал, и чего это тебе стоило.

— А знают ли о том, чего это будет стоить всем нам?

— В конце концов, все мы предстанем пред божьим судом. Если целая планета душ попадет на него одновременно, то единственной проблемой будет такая, чтобы никто не отправился на него некрещеным.

— Выходит, это тебя не касается?

— Понятное дело, что касается. Скажем так, я умею поглядеть на это со стороны, с которой ни жизнь, ни смерть не являются столь важными как то, какой вид смерти и какой вид жизни даны нам.

— Ты и вправду веришь во все это, — утвердительно заявил Миро.

— Все зависит от того, что ты понимаешь под определением «все это», — ответил Квимо. — Но, вообще-то, да, верю.

— Понятно. В Бога живого, Христово воскрешение, в чудеса, видения, крещение, преображение…

— Да.

— В чудеса. Излечения.

— Да.

— Как у часовни дедушки с бабушкой.

— Там было отмечено множество излечений.

— Ты веришь в них?

— Миро, я и сам не знаю. Некоторые из них могли быть всего лишь истерией. Какие-то — эффектом плацебо. Какие-то из считающихся чудесными могли быть результатом ремиссий или же естественного отступления болезни.

— Но какая-то часть была истинной.

— Могла быть.

— Ты веришь, что чудеса возможны?

— Верю.

— Но не думаешь, чтобы какое-то из них случилось на самом деле.

— Миро, я верю, что чудеса случаются. Только не знаю, правильно ли люди замечают, какие события являются чудесами, а какие — нет. Нет никаких сомнений, что многие из чудес, которыми таковыми считаются, на самом деле ничего чудесного в себе не несли. Вполне вероятно, что существовали и такие чудеса, которых, когда они произошли, никто не распознал.

— А что со мной, Квимо?

— Что с тобой?

— Почему со мной не произойдет чуда?

Квимо склонил голову и дернул травинку. Еще в детстве у него была такая привычка, когда он желал избежать ответа на трудный вопрос. Именно так он реагировал, когда их «отец», Марсао, впадал в пьяное бешенство.

— Ну почему, Квимо? Неужто чудеса только для других?

— Элементом чуда является то, что никто точно не знает, почему чудо случается.

— Ну и лиса же ты, Квимо.

Тот покраснел.

— Хочешь знать, почему с тобой не случилось чудесного излечения? Потому что, Миро, в тебе не хватает веры.

— А как же с тем человеком, который сказал: «Да, Господи, верую. Прости мне неверие мое».

— А разве ты тот самый человек? Ты хотя бы просил оздоровления?

— Сейчас прошу, — шепнул Миро. И непрошеные слезы встали в его глазах. — Боже, — опять прошептал он. — Мне так стыдно.

— Чего ты стыдишься? — спросил Квимо. — Что просишь у Бога помощи? Что плачешь перед собственным братом? Своих грехов? Своих сомнений?

Миро отрицательно покачал головой. Он сам не знал. Эти вопросы были для него слишком трудными. И внезапно он понял, что знает на них ответ. Он протянул руки перед собой.

— Вот этого тела, — заявил он.

Квимо схватил его за плечи, подтянул к себе, сдвигая свои пальцы по рукам Миро, чтобы в конце взять его за запястья.

— Он сказал: вот тело мое, которое вам даю. Так как ты отдал свое тело ради pequeninos. Ради наших братьев.

— Все так, Квимо. Только ведь он получил свое тело обратно, правда?

— Ведь он еще и умер.

— Но буду ли я излечен подобным образом? Мне следует найти подходящий способ умереть?

— Не будь дураком, — буркнул Квимо. — Христос не покончил с собой. Это была измена Иуды.

Миро взорвался.

— Все эти люди, излеченные от простуды, у которых чудесным образом прошла мигрень… Ты хочешь убедить меня, будто они заслужили от Господа больше, чем я?

— Это вовсе может и не основываться на том, чего ты заслуживаешь. Вполне возможно, что на том, чего тебе нужно.

Миро бросился вперед, схватился своими наполовину парализованными пальцами за сутану Квимо.

— Мне нужно свое тело!

— Возможно, — согласился тот.

— Что значит "возможно, ты, зазнавшийся осел?

— Это значит, — ласково отвечал Квимо, — что, хотя ты наверняка и желаешь получить свое тело, вполне возможно, что Бог, в неизмеримой мудрости своей знает, что для того, чтобы сделаться наилучшим из людей, каким можешь стать, какое-то время ты должен прожить как калека.

— И какое же время? — спросил Миро.

— Наверняка не больше, чем оставшийся период жизни.

Миро только гневно фыркнул и отпустил сутану.

— Более — менее, — прибавил Квимо. — Я так надеюсь.

— Надеешься… — презрительно повторил Миро.

— Это одна из величайших добродетелей, наряду с верой и любовью. Ты обязан ее испробовать.