
Онлайн книга «Один против всех»
- Ну как - зачем? - обалдел я, сразу вспомнив Наташку, Светлану, и еще раз Наташку, которую застрелил наверняка какой-нибудь Женькин опричник. От этого захотелось поскорее освободиться и пустить кровь и ему, и Петьке Чистякову, и этому афророссиянину Вашингтону, а если маленько повезет, то и еще каким-нибудь его наймитам. - Вот именно - зачем? - настаивал Черных. Он снова сел рядом, благоухая дорогим мужским парфюмом и свежим дыханием от известного производителя жвачки. - Слушай, а ты не пидор, часом? Он отскочил от меня, побелел от злости, стиснул свои качественные зубы и прошипел сквозь них что-то злобное. - Извини, - сказал я смиренно, - не хотел тебя обидеть, просто мужики-натуралы таких вопросов себе не задают… Он опять начал ходить по комнате, задевая мебель и бормоча себе что-то под нос. - Ладно, с дурака какой спрос, - сказал он наконец. - Я же говорю не о сексе, я о другом. Секс с женщиной - это чудесно, восхитительно, изумительно, сам добавь нужные эпитеты, но помимо этого остается еще уйма времени, когда человек вынужден проводить с ней время. Водить ее в театры, рестораны, гулять с ней, разговаривать, в конце концов. Но, согласись, женщина не является неотъемлемым атрибутом посещения театра. В ресторан, театр, на выставку я прекрасно могу сходить и один, а беседовать все-таки лучше с мужчиной. Мне стало его жалко - он не знал, что такое любовь. - Ну в общем, да, - согласился я, чтобы сделать ему приятное. - И еще. - Он взял пустую чашку, допил последние капли кофе, но больше заказывать не стал. «Здоровье бережет, сука, - подумал я, - береги, береги, скоро оно тебе сильно понадобится». - Меня всегда возмущал тот факт, что хорошая проститутка за ночь зарабатывает больше, чем хороший инженер за месяц. Или вот еще: я тут поднял материалы всех судебных процессов за несколько последних лет в России, где женщины обвинялись в убийстве. И знаешь, что обнаружилось? Женщина, даже убившая хладнокровно и безжалостно нескольких человек, получает значительно меньший срок, чем мужчина и, попадая под все действующие амнистии, чаще всего через год-два оказывается на свободе. А если суд присяжных да хороший адвокат, ее вообще оправдывают. - Да, - сказал я, потому что он ждал моей реакции. - А ты не женоненавистник, кстати? - Почему? - Черных искренне рассмеялся. - Я люблю женщин, очень люблю. Но в период с полуночи до восьми утра. Черных-Романов опять замолчал и принялся неторопливо расхаживать по комнате, вполголоса рассуждая сам с собой. - Что ты о Светлане говорил? - я решил направить разговор в нужное русло. - Будет тебе Светлана, будет, надо только пару дней потерпеть. Господин престолонаследник явно потерял ко мне интерес. - Сейчас тебя отвезут в гостиницу, будь там, далеко не отлучайся. Завтра-послезавтра мы с тобой свяжемся, встретишься со Светланой и получишь инструкции. Он прошел к двери, на ходу потрепал меня по плечу, выказывая, должно быть, державную милость, после чего появился Петька Чистяков и начал меня распутывать. Первый раунд кончился, мы расходились по своим углам. Мой угол был в гостинице «Саксонский двор»… * * * Через два дня со мной действительно связались. В гостиницу явился Жора Вашингтон, сияющий, как свеженачищенный солдатский сапог, по-хозяйски прошелся по моему номеру, сказал: - Одевайся! И уселся в кресло с телевизионным пультом в руках. - Пойдем куда-нибудь? - осторожно спросил я. - Ага, пойдем! Ты - к бабе своей на свиданку, а мы вокруг погуляем, чтобы, не дай Бог, чего не приключилось, - он рассмеялся. - Одевайся, шеф ждать не будет! Я оделся, и мы вышли на улицу. - Ты без машины, что ли? - спросил я, когда мы уже дошли до перекрестка. - На машине, но здесь недалеко, пешочком дойдем. На улице он вел себя уже не так бойко, шел чуть сзади, цепко оглядывая прохожих. Мы перешли дорогу и через несколько минут очутились в том самом сквере, где не так давно я встречался с посланником таинственного «Ворона». На скамейке у памятника неизвестному немецкому гению сидела Светлана. Я пошел быстрее, потом побежал, ожидая, как выстрела, грозного окрика Вашингтона, но чернокожий опричник Черных исчез, растворился в немецких кустах, чтобы оттуда оберегать наш со Светланой покой и безопасность. Светлана сидела на скамейке, и я уже видел, как она бледна и что волосы у нее уложены неопрятно, кое-как, и дрожат пальцы, держащие сигарету, и беззвучно шевелятся губы, словно она повторяла заученный текст или молилась о чьем-то здравии или спасении. - Света! - сказал я негромко, уже стоя прямо перед ней, закрывая собой памятник, людей, идущих по дорожкам сквера… Светлана подняла глаза, невероятные, огромные, в которых тотчас отразился я, по одному «я» в каждом глазу, блестящем от слез и усталости, пришедшей с непреходящей душевной болью. - Леша! - тихо сказала она и медленно повалилась вперед, на песок, где лежала выпавшая из пальцев сигарета. Я подхватил ее за худые плечи, поднял почти невесомое тело, прижал к себе, чувствуя, как она дрожит… - Света, Света, - шептал я, осторожно усаживая ее на скамейку, и, склонив голову, поцеловал ее в губы. Она с трудом подняла тяжелые, набухшие от слез веки, улыбнулась одними губами и снова закрыла глаза, покойно положив мне голову на плечо. - Они Пашу убили, ты знаешь? - спросила она чуть слышно. - Знаю, - вздохнул я, - они много чего плохого сделали… - Да, - она тоже вздохнула. - Тебя обижали? - Нет, не очень… Баба эта противная, дерется. А так - ничего… Я понял, что она говорит о Жанне Исаевой и тихонько выругался. - Вот, вот, - услышала меня Светлана и улыбнулась уже весело, по-настоящему. Я осторожно провел ладонью по ее лицу, вытирая соленую влагу слез и крепко прижался губами к ее губам, мягким и властным, послушным и нетерпеливым, жадным и отзывчивым, и так мы сидели долго-долго под неподвижным взглядом гения немецкой культуры, который он вперил в нас, навсегда повернув голову в сторону нашей скамьи. * * * - Кастет, время! - донесся откуда-то по-вертухайски злой голос Вашингтона. - Хозяин ждет, пошли! Я напоследок поцеловал Светлану. Получилось неудачно - в лоб, потому вернулся, обнял, прижался к распухшим губам, прошептал: - Я скоро! Поцеловал нежно, как ребенка, и быстро, не оборачиваясь, пошел вслед за злым чернокожим слугой кровожадного «хозяина». Романов-Черных ожидал меня на соседней аллейке, неторопливо расхаживая под кронами гамбургских буков. Увидел меня, улыбнулся, остановился, ожидая, когда я подойду. |