Онлайн книга «Четыре сезона»
|
– Школьный наставник? Это чем же он занимается? – А то вы не поняли. – Тодд готов был сорваться в любую секунду. – Писульку-то его прочли! – Кружа по кухне, он метал в Дюссандера уничтожающие взгляды. – Так вот, я не допущу этой лажи. Не допущу, слышите! Ни в какую летнюю школу я не пойду. Летом родители улетают на Гавайи, и они берут меня с собой. – Он вдруг показал пальцем на конверт, лежавший на столе. – Знаете, что будет, если отец увидит его? Дюссандер покачал головой. – Он из меня все вытрясет. Все! Он поймет, что это все – вы! Больше не на кого подумать. Он меня так обработает, что я все выложу за милую душу. И тогда… тогда… я в дерьме. – Он уставился на Дюссандера ненавидящим взором. – Они начнут следить за мной. Или, еще хуже, потащат к врачу. А что, запросто! Но я не собираюсь сидеть в дерьме! И фиг я им пойду в эту долбаную летнюю школу! – Если не в колонию, – сказал Дюссандер. Он сказал это вполголоса. Тодд остановился как вкопанный. Лицо окаменело. И без того бледный, он стал просто белый. Казалось, он потерял дар речи. – Что?.. Что вы сказали? – Мой мальчик, – Дюссандер, похоже, сумел вооружиться терпением, – вот уже пять минут ты здесь рвешь и мечешь, а из-за чего? Из-за того, что ТЫ попал в БЕДУ. Тебя могут вывести на чистую воду. ТЕБЕ грозят неприятности. – Видя, с каким вниманием – наконец-то – его слушают, Дюссандер, собираясь с мыслями, сделал несколько глотков. – Это крайне опасный подход, мой мальчик. И для тебя, и для меня. Ты бы подумал, чем это грозит МНЕ. Сколько переживаний из-за какого-то табеля. Целая трагедия. Вот что такое твой табель. – Одним движением желтоватого пальца он сбросил конверт на пол. – А для меня это вопрос жизни. Тодд молчал. Уставился на Дюссандера своими побелевшими полубезумными зрачками и молчал. – Израильтян не смутит тот факт, что мне семьдесят шесть лет. У них, как ты знаешь, смертная казнь пока не вышла из моды, особенно охотно о ней вспоминают, когда речь заходит о бывшем нацисте в концлагере. – Вы американский подданный, – возразил Тодд. – Америка вас не выдаст. Я сам читал, что если… – Читал! Ты бы лучше внимательно слушал. Я не являюсь американским подданным. Мои документы оформляла «Коза Ностра». Я буду депортирован, и где бы ни приземлился самолет, у трапа меня будут поджидать агенты «Моссада». – Вот и пусть они вас повесят, – пробормотал Тодд, сжимая кулаки. – Кретин, зачем я только с вами связался! – Справедливо, – усмехнулся Дюссандер. – Но ты связался, и от этого никуда не уйти. Надо исходить из настоящего, мой мальчик, а не из всяких там «если бы да кабы». Пойми, мы повязаны одной веревочкой. Если ты вздумаешь, как говорится, заложить меня, можешь не сомневаться, я заложу тебя. Патан – это семьсот тысяч погибших. В глазах мирового сообщества я преступник, чудовище… мясник, по выражению ваших борзописцев. А ты, дружок, мой пособник. Ты знал, кто я и по каким документам здесь живу, и не донес на меня властям. Так что, если меня схватят, весь мир узнает о тебе. Когда репортеры начнут тыкать мне в лицо микрофоны, я буду снова и снова повторять твое имя: «Тодд Боуден… да, вы правильно записали… Давно ли? Почти год. Он выпытывал у меня все подробности… лишь бы была чернуха… Да, это его выражение: „Была бы чернуха“…» Тодд, казалось, перестал дышать. Кожа сделалась прозрачной. Дюссандер улыбнулся. Отхлебнул виски. – Скорее всего тебя ждет тюрьма. Возможно, это будет называться иначе – исправительное учреждение или центр по коррекции самосознания… в общем, что-нибудь обтекаемое, вроде твоего «Прогресса в учебной четверти»… – при этих словах рот у него скривился в усмешке, – но как бы это место ни называлось, окна там будут в клеточку. Тодд облизнул губы. – Я скажу, что вы все врете. Что я только что узнал. Они поверят мне, а не вам. Можете не сомневаться. Его возражения встречала все та же ироническая усмешка. – Кто-то, кажется, сказал, что отец из него все вытрясет. Тодд заговорил, медленно подбирая слова, как бывает, когда мысли формулируются на ходу. – Может, не вытрясет. Может, я сразу и не расколюсь. Это же не окно разбить. Дюссандер внутренне содрогнулся. То-то и оно: с учетом того, что поставлено на карту, мальчишка-то, пожалуй, сумеет переубедить отца. Да и какой отец перед лицом такого кошмара не даст себя переубедить? – Ну, допустим. А книги, которые ты читал несчастному слепому мистеру Денкеру? Глаза у меня, конечно, уже не те, но в очках я пока разбираю печатный текст. И легко докажу это. – Я скажу, что вы меня обманули! – Да? Зачем, если не секрет? – Чтобы… чтобы подружиться. У вас никого нет… Да, подумал Дюссандер, это весьма похоже на правду. Скажи он об этом в самом начале, глядишь, тем бы дело и кончилось. Но сейчас он рассыпается на глазах. Сейчас он расползается по швам, как ношенное-переношенное пальто. Если кто-то выстрелит на улице из игрушечного пистолета, этот смельчак заверещит, как девчонка. – Ты забыл про табель, – сказал Дюссандер. – Кто поверит, что «Робинзон Крузо» так сильно повлиял на твою успеваемость? – Заткнитесь, слышите! Заткнитесь! – Нет, мой мальчик, – сказал Дюссандер, – не заткнусь. – Он чиркнул спичкой о дверцу газовой духовки. – Не заткнусь, пока ты не поймешь простой вещи. Мы с тобой в одной связке – что вверх идти, что вниз. – Сквозь рассеивающийся сигаретный дым перед Тоддом раскачивалось нечто высохшее, морщинистое, жуткое, похожее на капюшон змеи. – Я потяну тебя за собой. Я тебе это обещаю. Если хоть что-то выплывет наружу – выплывет все. Все. Надеюсь, ты меня понял, мой мальчик? Тодд молчал, поглядывая на него исподлобья. – А теперь, – начал Дюссандер с видом человека, покончившего с неприятными формальностями, – теперь вопрос: как нам поступить в этой ситуации? Есть предложения? – С табелем проблем не будет. – Тодд вынул из кармана куртки новый флакон с жидкостью для выведения чернил. – А как быть с чертовой писулькой, не знаю. Дюссандер с одобрением посмотрел на флакон. Самому ему в свое время пришлось подделать не один счет, когда в разнарядках по ликвидации неполноценных рас замелькали цифры из области фантастики… чтобы не сказать, суперфантастики. Ну а если ближе к нынешней ситуации, то была история с описями почтовых вложений… длинные перечни военных трофеев. Раз в неделю он проверял ценные посылки для отправки в Берлин – их тогда увозили в специальных вагонах, напоминавших огромные сейфы на колесах. Сбоку на посылке приклеивался конверт, в конверт вкладывалась опись. Столько-то колец, ожерелий, колье, столько-то граммов золота. Дюссандер тоже собирал посылочку – ничего по-настоящему драгоценного, но и не совсем уж пустячки. Яшма. Турмалины. Опалы. Почти безукоризненный жемчуг. Алмазы. Ну а если в чьей-то описи его внимание привлекала особенно любопытная вещица, он подменял ее в посылке на свою и, сведя соответствующую надпись, вписывал новую. В этом искусстве он достиг известного мастерства… после войны, кстати, оно ему не раз пригодилось. |