Книга Ты не чужая, страница 25 – Ребекка Уинтерз

вышла в прихожую проводить Рэнда и Аннабелл. На вопрос, почему она оказалась в больнице, она беспечно ответила, что у нее было небольшое пищевое отравление.

О беременности она не сказала ни слова.

С тех пор как Диана получила это известие, она была сама не своя. Произошедшая с ней перемена давала новый толчок их отношениям.

Хорошо, что Тайлер крепко спит в своей кроватке: она не сможет прикрыться им, как щитом, чтобы избежать разговора. В машине она сказала, что им есть о чем поговорить. Очень кстати — он и сам собирался сегодня обсудить с ней вопрос интимных отношений.

Он надеялся, что после кино она расслабится и тогда он скажет, что спать в разных кроватях он больше не может. Он хочет ее. Если она забыла, что значит заниматься любовью, он напомнит ей.

Можно даже пока не притрагиваться друг к другу, а просто спать в одной кровати. Когда это станет ей приятно, он начнет ее обнимать, целовать — не больше, пока она сама не захочет.

Хотя, Диана и была девственницей, когда они поженились, но в их первую брачную ночь они так зажигали друг друга, что ее природные инстинкты захватили ее полностью. С самого начала занятия любовью доставляли обоим полное удовлетворение.

Он ей скажет, что на этот раз будет ласковым и нежным, пока она не будет готова. Он обещает предоставить ей самой выбрать темп, и тогда она не будет бояться. Он знал, что она ему доверяет. Кэл чувствовал, что ее неприятие прошло. Это уже начало. Сегодня он хотел приступить к продолжению.

— Кэл, они ушли.

«Наконец—то».

Каждый раз при виде ее стройных ног у него все внутри переворачивалось. Никогда еще ее фигура не казалась такой соблазнительной, как сейчас, в этом белом шелковом платье. Беременность придавала ей обаяние, которому он не мог противиться.

Кэл смотрел на классически правильные черты лица, на потрясающее сочетание золотистых волос и зеленых глаз.

Если она чувствует себя неловко под его взглядом — а это так, судя по раскрасневшимся щекам, — то это уже неплохой знак. Пора ей понять, что он прежде всего мужчина.

До сих пор, когда они оставались в комнате вдвоем, она забивалась в дальний угол дивана, всем видом показывая, что не желает, чтобы он приближался. Сейчас она стояла посреди комнаты, как будто собиралась с силами. Для чего?

Кэл решился.

— Похоже, у нас есть много чего сказать друг другу. Может, ты начнешь? Что тебя беспокоит?

Диана нервно обхватила себя руками.

— Ладно, — дрожащим голосом сказала она. — Я думаю, нам лучше всего сразу же развестись.

Он замер. Видимо, он что—то не расслышал.

— Повтори, — тихо потребовал Кэл.

Жена отвела взгляд.

— Я понимаю, что для тебя это шок, но...

— Дело не в шоке, — свирепо прервал он. — Не прошло и часа, как мы узнали, что у нас будет ребенок. Во имя Господа Бога, как ты можешь говорить о разводе в такой момент? — Никогда еще он не был так зол. — Что ты собираешься делать? Не ляжешь на сохранение, чтобы быть уверенной, что опять будет выкидыш?

— Нет... Кэл, выслушай меня!

— Зачем? — гневно закричал он. — Чтобы услышать, какой ты состряпала план, чтобы заодно избавиться от Тайлера?

Она отшатнулась, лицо ее было залито слезами.

— Ты не понимаешь. Отказ от Тайлера — это самое тяжелое, что мне придется сделать, но он заслуживает иметь дом, где родители любят друг друга!

— А мы, значит, не любим? — удивился Кэл.

—Кэл, пожалуйста, будь хотя бы сейчас честным.

Я не та женщина, на которой ты женился.

— Разве я когда-нибудь жаловался на это?

Она попятилась и присела на диван.

— Нет. Потому что Кэл Ролинз, с которым я живу, слишком благороден, чтобы оттолкнуть жену, даже если она стала для него чужой.

— Ты не чужая.

— Ты знаешь, о чем я говорю. — Ее голос дрожал.

— Нет. Боюсь, тебе придется объяснить.

Диана нервно прижала руку к горлу.

— Я знаю, что очень отличаюсь от той, какой была прежде. Наши друзья замечательно ко мне относятся, но иногда я ловлю на себе их взгляды — они смотрят на меня так, как будто я урод.

Его тронуло мучение, прозвучавшее в ее голосе, и ярость слегка утихла.

— И я тоже?

— Нет! — выкрикнула Диана. — В этом вся проблема!

— Какая проблема?

— Ты никогда не показываешь, что чувствуешь, в отличие от остальных. Но я знаю, что в глубине души ты постоянно сравниваешь.

Кэл взъерошил волосы.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что в тебе изменилось после аварии?

— Да! Нет... О, я не знаю. В любом случае это не имеет значения, не так ли? — Она плакала, в голосе слышалась мука. — Я уже не тот человек!

— Да, не тот.

— Ты тогда сказал в больнице, что любишь меня, потому что не мог предположить, что и через пять недель у меня останется амнезия.

— Ты ошибаешься, Диана. В первый раз, когда ты меня оттолкнула, не желая поцеловать, я был почти уверен, что память к тебе никогда не вернется. По правде говоря, у меня не было надежды и тогда, когда я привез домой из больницы тебя и Тайлера.

Эти слова, казалось, лишили ее сил. Он смотрел, как она откинулась на подушки дивана.

— Не знаю почему, но мне тоже кажется, что память не вернется. Иногда я исступленно старалась делать вид, что это не имеет значения. Временами отказывалась признавать, что сотрясение вообще было. Но потом увидала фотографии. Мои родители и деды, твои родители, наша свадьба, наши путешествия, наши друзья — все было незнакомо. Абсолютно все. Ты не можешь себе представить, как это страшно.

Впервые после несчастного случая она допускала его к себе. Ему было необходимо услышать, узнать все—все!

Кэл присел на корточки возле нее.

— Расскажи, на что это похоже.

— Это ужасно. Позавчера я смотрела телевизор, там выступала женщина, перенесшая клиническую смерть во время операции. Она почувствовала, как поднялась над столом, и увидела свое тело. Так же и я чувствовала себя, когда Британи показала видео, где мы все вместе встречаем Рождество у них дома.

Диана содрогнулась всем телом.

— Британи должна была соображать, что делает! — Сам он по этой причине спрятал все видеокассеты.

— Не осуждай ее, Кэл. Мое любопытство было так велико, что я ее буквально заставила. Мне очень хотелось посмотреть, как мы с тобой общались до несчастного случая.

— Какой фильм ты смотрела?

— Тот, где ты играешь на скрипке, а я тебе аккомпанирую на рояле. Мы играли «Святую ночь». Я не знала, что мы любили музыку...