Книга Голубая звезда, страница 44 – Ким Болдуин

— Хорошо ориентируюсь в пространстве. Кроме того, я провела тут несколько недель, и только потом направилась за город. Достаточно многое успела запомнить.

Аллегро припарковалась в переулке, за углом дома Ганса Гофмана, на Принсенграхте, на случай, если за ними следили. Аллегро не хотела, чтобы наблюдатель понял, в какое именно здание они направляются.

Гофман, похоже, был рад ее видеть, обнявшись с Крис и обменявшись троекратными поцелуями на голландский манер, он точно так же поприветствовал Аллегро.

— Рад, что ты к нам присоединилась, Энджи. Заходи. Я сегодня принес от булочника, чудесные рулетики.

— Как замечательно, — сказала Крис. — И кофе так прекрасно пахнет.

Он провел их наверх, в свою квартиру с двумя спальнями, большой гостиной и видом на канал. Солнце заглядывало в высокие окна, в его свете темное холостяцкое жилище-пещера превратилось в уютное располагающее гнездышко. Гофман был явно не из тех, кто считает, что яркие цвета создают уют. Пожалуй, не был Гофман и абсолютным чистюлей.

Пройдя мимо книжного шкафа со стеклянными дверцами, Аллегро заметила, что все книги рассортированы по тематике, языку и авторам. Никаких безделушек, лишь пара памятных вещиц и фото в рамке, да отполированный до блеска футбольный кубок. Но, кто бы ни занимался здесь уборкой, он там и сям оставлял пыль, а в лучах утреннего солнца это было очень заметно.

Аллегро поняла, насколько велика страсть Гофмана к комфорту, когда они с Крис устроились на диване, утопая в мягких темных подушках, похожих на большие пепельно-серые зефирины. Диван стоял достаточно близко к панорамному окну, чтобы можно было наслаждаться чудесным видом на Принсенграхт и окрестности, на канал, где неспешно проплывали бесстрашные лодочники, укутанные во множество теплых вещей.

Гофман поставил кофе и рулетики на низенький столик перед ними с Крис и, усевшись в любимое велюровое кресло, проговорил:

— Пока я не забыл, — он полез в карман. — Я заказал для тебя ключи. Пожалуйста, можешь в любой момент ими воспользоваться, если тебе снова понадобится остановиться в городе.

Крис взяла ключ и положила в сумочку.

— Это так мило с твоей стороны, дядя. Этот я уж постараюсь не потерять.

Какое-то время они с Гофманом обменивались любезностями, по большей части говорили на английском, конечно, из-за присутствия Энджи. Крис рассказала, как прошло посещение матери, о том, как та мало говорила и, вероятнее всего, едва ли осознавала, что Крис приехала к ней. Потом сменили тему на ремонт в Харлеме, а после обсудили и главную новость дня — убийство немца.

— Энджи, они ведь сказали, что на боку машины была нарисована свастика? — печально проговорила Крис. Аллегро что-то пробормотала в ответ.

— А точно, что этот турист был из Германии? — спросил Гофман.

Аллегро не удивилась тому, как напряженно старик говорил об этом. У него ведь был дневник, и он знал историю о прошлом бриллианта. На его месте Аллегро бы очень встревожилась, услышав о том, что некий неонацист что-то делал в Харлеме, за что его еще и убили. И ей не хотелось бы, чтобы Ганс напугал Крис, выдав свою панику или показав дневник. Она как раз собиралась сменить тему, но тут у нее в кармане завибрировал мобильный. Взглянув на дисплей, она извинилась и вышла в соседнюю комнату. Услышав голос Домино, Аллегро облегченно вздохнула и расправила плечи.

— Я в Риме, — сообщила Домино. — Прилетела частным самолетом, чтобы не связываться с аэропортом, и спокойно провезти все, что мне необходимо. Оставшийся путь я проеду на машине, поэтому я буду или сегодня поздно ночью, или завтра утром. Ты остальных предупредила? — спросила она, имея в виду, конечно, Монти Пирса.

— Ответ отрицательный. Напиши мне sms, когда будешь здесь, я введу тебя в курс дела.

Аллегро повесила трубку и направилась к комнате, где были Крис и Гофман. Сейчас они говорили на голландском, и Аллегро, уловив слово бриллиант, замерла посреди коридора. Хотя они и думали, что она не понимает языка, все же обсуждать что-либо связанное с камнем, без ее присутствия будут куда более открыто. Но, похоже, все, что было сказано о «Голубой Звезде», Аллегро уже пропустила, потому теперь они говорили о… ней, все еще на голландском, и достаточно громко для того, чтобы Аллегро удалось разобрать каждое слово.

— Разве я говорила, что Энджи мне не нравится?

— А мне помнится, что первыми словами, которыми ты ее описала, когда закончила кричать на меня, что зря я ее нанял, были «наглая» и «самодовольная».

— Она такая и есть, я так ей и сказала.

Гофман рассмеялся.

— Уверен, ей такая характеристика пришлась по нраву.

— Не совсем. — Крис помолчала. Потом в голосе ее послышалось сожаление. — Я извинялась за эти слова… Но я не знаю, как к ней относиться. Всякий раз, когда я пытаюсь спросить что-нибудь личное, она становится грубой, и отсекает мой вопрос. Она, похоже, бежит от чего-то.

— Крис, у каждого есть на то свои причины, — мягко ответил Гофман. — И мы все на эти вещи реагируем по-разному. Ну, посмотри на себя.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты уже давно не живешь полной жизнью. С тех пор, как перестала бороться за признание со стороны родителей или любимых. А последние годы ты как будто сдалась.

— По крайней мере, я от своей ответственности не бегу.

— Ты делаешь еще хуже, — сказал Гофман все тем же отеческим тоном, — ты от жизни бежишь.

Аллегро хотела бы постоять у двери еще и послушать, но понимала, что долгое отсутствие будет подозрительным.

— Пожалуйста, не обращайте на меня внимания, — сказала она им, входя в комнату. — Я так понимаю, вам есть, что обсудить. А я пока посмотрю вашу библиотеку, если вы не против.

— Конечно, Энджи. Пожалуйста. — Гофман показали на ближайший книжный шкаф. — Вот тут у меня все, что на английском.

Аллегро, повернувшись к ним спиной, изучала книги в шкафу. Она взяла с полки настоящую редкость — издание «Преступления и наказания» — и стала осторожно перелистывать страницы, когда Гофман продолжил на голландском:

— У нее могут быть свои основания. Но я думаю, она замечательная. И такая обаятельная. Я бы сказал, она то, что тебе нужно.

— Дядя!

Аллегро пришлось прикусить губу, чтобы не рассмеяться, когда она услышала этот горький ответ.

— Не говори мне, что ты не замечаешь. Она гораздо учите тех, с кем у тебя до этого были связи, — сделав паузу, Гофман продолжил. — Лучше этих проклятых пиявок.

— Твоя взяла, — согласилась Крис. — Но в том, что они мной пользовались, была лишь моя вина.

Гофман громко прихлебнул кофе, потом сел, держа чашку обеими руками.

— Очень жаль, что твоя подруга, которая здесь, не привлекает тебя.

— Я такого не говорила. — в этом робком признании было для Аллегро что-то умилительное.