Онлайн книга «Случай Растиньяка»
|
Женщина бесшумно подошла к нему. Она успела переодеться, теперь на ней было черное крепдешиновое платьице в белый горошек. Он заметил, что на ногах у нее мягкие кожаные мокасины. – Нравится? – спросила она чуть насмешливо. – Совсем не нравится, – честно признался он. – Что-то мне это напоминает, только не могу сообразить, что именно… – Я называю это «стиль кухонной клеенки». – Точно! – обрадовался он. – Точно! Я все голову ломал: на что это похоже? Есть такие клеенки с яркими-яркими овощами и фруктами… – На самом деле, – продолжала женщина, – это стиль Хокни. – Кокни? – переспросил он. – Нет, Хокни. Дэвид Хокни. Всемирно известный английский художник. Живет в Америке, пишет акриловыми красками. Не так грубо, как его подражатели, но в том же клееночном стиле. На любителя. Вы посмотрите еще вон в том отсеке, вдруг что-нибудь приглянется? Но если нет, тоже не беда. Вы не обязаны всем этим восхищаться. Он свернул «вон в тот отсек», кажется, последний, который еще не успел осмотреть, и тут вдруг нашел то, что искал. Только он нашел целых две картины. Они висели рядом, но были до того разные, что он счел соседство случайным. Роднило их только то, что в обеих наблюдалось пусть и относительное, но все-таки жизнеподобие. Лишь теперь, глядя на них, он понял, как трудно выбрать одну-единственную картину. Первая представляла собой довольно отвлеченный натюрморт. Глиняный расписной горшок с цветами на черном фоне. Но чем больше он всматривался, тем более загадочной и странной представлялась ему эта картина. Никакого источника света в ней не было, словно свет исходил от самого горшка с цветами. Но матовый черный фон не казался враждебным и мрачным. Он затягивал, в него можно было погрузиться, чувствуя себя вполне комфортно. И глиняный горшок, и сами цветы были нарисованы довольно условно, без натурализма, но все-таки это был именно декоративный глиняный горшок, а в нем именно цветы. Картина показалась ему очень красивой. Она была проникнута ощущением созерцательного покоя. У него не хватило бы слов ее описать. Другое полотно, висевшее рядом, было еще более реалистичным, но совершенно противоположным по настроению. Всю картину заполняло небо. Сумрачное, клубящееся облаками, болезненно-желтое московское небо, правда, изображенное в необычном ракурсе, зажатое в щели между домами какого-то арбатского переулка. Чуть ли не того самого, по которому он спускался с Нового Арбата на Старый. Эта картина показалась ему на редкость желчной и мрачной, но его захватило наполнявшее ее настроение. Небо, зажатое между домами, как будто сердилось, перекипало облаками через края крыш и готово было выплеснуться с полотна наружу. Он сам нередко чувствовал себя так. «Ищите то, что скажет нечто важное лично вам», – вспомнились ему слова женщины. Пожалуй, он нашел. Вот только он не знал, какую из двух картин выбрать, и мысленно сказал себе: «Какого черта!» Ни одна из картин в галерее не несла таблички с названием и именем художника, все были помечены только номерами. Он вернулся к женщине. – Я нашел. Только я нашел сразу две. Не могу выбрать. Я могу купить две картины? Тут все продается? – Все, что выставлено, продается, – подтвердила она. – А что вы выбрали? Номера запомнили? – Нет, не запомнил… – Извините, это моя вина. Надо было дать вам блокнот и карандаш. Ну пойдемте, посмотрим… – А почему картины не подписаны? – полюбопытствовал он. – Причуда хозяйки галереи, – ответила она, пожимая плечами. – Чтобы фамилия художника не влияла на выбор. Здесь выставлены многие известные авторы. – А хозяйка, значит, не вы? Женщина повернулась к нему. – Мы с вами уже установили, что хозяйка – Этери Элиава, а я на нее не похожа. Что же вы все-таки выбрали? – Вот и вот, – показал он не без гордости. Неужели ему удалось вслепую угадать картины известных авторов? Лицо у нее стало какое-то странное. Растерянное. Изумленное. Недоверчивое. Она взглянула на него с подозрением. – Подстроить это вы не могли… – Подстроить? – удивился он. – Я ничего не подстраивал! Мне просто понравились эти картины. Вот – номер два ноль девять семь и два ноль девять восемь. – Вы хотите их купить? – спросила женщина. – Обе? – Ну, раз уж я не могу выбрать одну и унести бесплатно… – Это была просто шутка, – потупилась она. – Я так и понял, – улыбнулся он. Только теперь он заметил, что она держит в руке стопку бумажных листов, скрепленных зажимом на картонной подставке. Прейскурант, догадался он. Или, вернее, каталог. В таких местах, наверно, полагается говорить «каталог». Прейскурант – это для ресторанов. Ему очень хотелось пригласить ее в ресторан. Она перелистала каталог, сверилась с номерами. Непонятно почему, но она вдруг заговорила ужасно сухо и официально: – Номер два ноль девять семь стоит три тысячи долларов. Номер два ноль девять восемь – три с половиной. Могу сделать перерасчет по сегодняшнему курсу в рублях, если вам так понятнее. – Не нужно. Я предпочитаю оперировать долларами. Привычка, – добавил он. – Но теперь я могу узнать, как называются картины и кто авторы? Он ничего не понимал, но этот невинный вопрос расстроил и смутил ее еще больше. – Что-то не так? – спросил он. – Они не продаются? – Продаются, – ответила она подавленно, – я же назвала вам цену. Просто я хотела бы понять, почему вы выбрали именно эти картины. – Вы посоветовали выбрать то, что скажет нечто важное лично мне. Вот я и выбрал. – Номер два ноль девять семь называется «Натюрморт». А номер два ноль девять восемь – «Отравленное небо». Оба полотна написала я. – Так вы художница? – обрадовался он. – Ну, художница – это сильно сказано. Но Этери считает, что в моих картинах что-то есть, вот и выставляет. Между прочим, один такой этюд с небом – ну, не совсем такой, похожий, – у меня уже купили. Но это было давно, года четыре назад, если не пять. Вас это не смущает? – Нет, конечно! Приду в Третьяковку, а там висит такая же картина, как у меня дома. Гляну этак через плечо и скажу: «Да у меня дома такая же. Даже лучше». Вроде бы ему удалось ее развеселить. Она опять улыбнулась, и опять эти чудные ямочки заиграли у нее на щеках. – Увы, мой этюд купила не Третьяковка, а частное лицо. Даже не знаю, кто именно. – Ладно, какая разница. Могу я узнать фамилию автора? – Лобанова, – сказала она. – Екатерина Лобанова. Можно просто Катя. – А меня зовут Герман, – представился он. – Герман Ланге. – Ланге? – переспросила Катя. – Вы немец? |