Онлайн книга «Сильна как смерть»
За его спиною отворилась дверь. — Здравствуйте, господин Бертен, — сказала Аннета. — Здравствуй, малютка. Как поживаешь? — Очень хорошо, а вы? — Как, ты решительно отказываешься говорить мне «ты»? — Право, мне неловко. — Ну, полно. — Нет, неловко. Я при вас робею. — Это почему же? — Потому… потому, что вы недостаточно молоды и еще недостаточно стары… Живописец рассмеялся. — После такого довода я не настаиваю. Она вдруг залилась румянцем вплоть до той белой полоски лба, где начинаются волосы, и смущенно продолжала: — Мама поручила мне сказать вам, что она сейчас сойдет вниз; она спрашивает, не хотите ли поехать с нами в Булонский лес. — Конечно. Вы одни? — Нет, с нами будет герцогиня де Мортмэн. — Прекрасно, и я с вами. — Тогда, если позволите, я пойду за шляпой. — Иди, дитя мое. Не успела она выйти, как появилась графиня под вуалью, готовая к выезду. Она протянула ему руки. — Что это вас не видно, Оливье? Чем вы заняты? — Я не хотел мешать вам эти дни. Она произнесла «Оливье» тоном, в который вложила всю силу упрека и всю привязанность. — Вы самая лучшая женщина в мире, — сказал он, тронутый ее интонацией. Когда эта маленькая сердечная размолвка была улажена, она заговорила тоном светской болтовни: — Мы заедем за герцогиней к ней домой, а потом покатаемся по Лесу. Надо показать все это Нанете. Коляска ожидала их под аркою ворот. Бертен занял место против дам, лошадиные копыта зацокали под гулким сводом, и экипаж покатился. На большом бульваре, ведущем к церкви Мадлен, все живое, казалось, ощущало нисходившую с неба радость ранней весны. Теплый воздух и солнце придавали праздничный вид мужчинам, настроение влюбленности женщинам, заставляли прыгать ребятишек и белых поварят, которые, поставив свои корзины на скамьи, бегали и играли с уличными мальчишками, своими сверстниками; собаки, казалось, торопились куда-то, канарейки y привратниц заливались во все горло, и только старые извозчичьи клячи плелись, словно еле живые, своей обычной унылой рысцой. Графиня прошептала: — О, какой прекрасный день! Как хорошо жить! При ярком дневном свете художник рассматривал поочередно мать и дочь. Конечно, между ними была разница, но вместе с тем и такое сходство, что одна казалась продолжением другой, казалась созданной из той же крови и той же плоти, одухотворенной тою же жизнью. В особенности их глаза, усеянные черными крапинками, ярко-синие у дочери и чуть поблекшие у матери, устремляли на него, когда он говорил что-нибудь, до такой степени похожий взгляд, что он готов был услышать от них обеих один и тот же ответ. И, заставляя их смеяться и болтать, он не без удивления замечал, что перед ним две совсем разные женщины, одна уже в летах, а другая лишь начинающая жить. Нет, он не мог предсказать, что выйдет из этой девочки, когда ее юный ум под влиянием еще не проснувшихся вкусов и инстинктов раскроется для жизни. Сейчас это хорошенькая молоденькая девушка, никому не известная и ничего еще не знающая, готовая идти навстречу случайностям и любви, подобно кораблю, выходящему из родной гавани, тогда как ее мать, совершившая свой жизненный путь и уже любившая, возвращалась к тихой пристани. Он умилился, подумав, что именно его избрала и ему доныне еще отдает предпочтение перед всеми эта все еще красивая женщина, мягко покачивающаяся в коляске теплым весенним днем. Бертен бросил на нее признательный взгляд, она угадала его смысл, и в прикосновении ее платья художник почувствовал ответную благодарность. И вслед за ней он прошептал: — О да, какой прекрасный день! Заехав за герцогиней, жившей в улице Варенн, они направились к Дому инвалидов, пересекли Сену и, подхваченные волною других карет, достигли Елисейских Полей, следуя к Триумфальной арке Звезды. Молодая девушка, сидевшая рядом с Оливье, спиною к лошадям, смотрела на этот поток экипажей широко открытыми, жадными и наивными глазами. По временам, когда герцогиня или графиня легким кивком отвечали на чей-нибудь поклон, она спрашивала: «Кто это?» — Бертен отвечал: «Понтэглены», или «Пюисельси», или «Графиня де Локрист», или «Прекрасная госпожа Мандельер». Теперь коляска катилась по проспекту Булонского леса, среди грохота и мелькания колес. Экипажи, уже не так теснясь, как у Триумфальной арки, казалось, состязались в бесконечном беге. Фиакры, тяжелые ландо, величавые восьмирессорные кареты то и дело обгоняли друг друга, но вдруг впереди всех оказалась быстро мчавшаяся виктория, запряженная одним рысаком, с бешеной быстротою уносившая сквозь всю эту катящуюся буржуазную и аристократическую толпу, сквозь все общественные слои, все классы, все иерархии небрежно развалившуюся молодую женщину, от светлого и рискованного туалета которой пахнуло на проезжавшие вблизи экипажи странным ароматом неведомого цветка. — А эта дама кто такая? — спросила Аннета. — Не знаю, — ответил Бертен, а герцогиня и графиня обменялись улыбками. Листья распускались; соловьи, завсегдатаи этого парижского парка, уже перекликались в молодой листве, и когда, приближаясь к озеру, экипаж поплелся шагом за другими, почти задевая их колесами, из кареты в карету полетели поклоны, улыбки и любезности. Теперь это было похоже на скользящую флотилию лодок, в которых сидят учтивые дамы и господа. Герцогиня, ежеминутно кивавшая в ответ на приподнятую шляпу или чей-нибудь поклон, как будто производила смотр, и по мере того, как эти люди проезжали мимо, припоминала все, что знала, думала и предполагала о них. — Смотри, малютка, вот опять прекрасная госпожа Мандельер, первая красавица в республике. Сидя в легкой, кокетливой коляске, первая красавица республики, притворно равнодушная к этой всеми признанной славе, предоставляла любоваться своими большими темными глазами, низким лбом под шлемом черных волос и властным, довольно крупным ртом. — Все-таки она очень хороша, — сказал Бертен. Графиня не любила, когда он расточал при ней хвалы другим женщинам. Она слегка пожала плечами и ничего не ответила. Но девушка, в которой вдруг проснулся инстинкт соперничества, осмелилась сказать: — А я этого вовсе не нахожу. Художник повернулся к ней: — Как, ты вовсе не находишь ее красивой? — Нет, у нее такой вид, словно ее обмакнули в чернила. Герцогиня в восторге засмеялась. — Браво, малютка, вот уже шесть лет, как половина мужчин в Париже млеет перед этой негритянкой! Можно подумать, что они смеются над нами. Посмотри-ка лучше на графиню де Локрист. |