Онлайн книга «Хохочущие куклы»
|
Зала наполнялась людьми. Они беседовали на ходу, но, заходя, понижали голос и замолкали, обмениваясь только взглядами. Мужчины были в пиджаках, некоторые при галстуках. Женщины разнообразнее – все в красивой высокой обуви. Та, что стояла в центре, была одета в кремовый костюм строгого покроя, странно подходящий к ее лицу с аккуратными, искушенными в кремах морщинками. Голени были обтянуты телесного цвета чулками. В зале стало тихо. Женщина в костюме сделала шаг вперед. У нее в руках оказался микрофон. Пальчик, заканчивающийся гладким блестящим ноготком, легко ударил по микрофону, женщина удивленно оглянулась, подбежали двое слуг в зеленом, поставили перед ней нечто вроде пюпитра, на котором оказались листы бумаги и в который вставили микрофон. Принесли стакан воды. Кивнула и наконец заговорила: – Ваше высочество, Элеонора Фелисия, дамы и господа, уважаемые коллеги. В этот солнечный… Нора вздрогнула под покрывалом. – …ясный день я счастлива… Счастлива? Нора попыталась вглядеться в лицо говорящей, расплывающееся в поволоке покрывала, – она знала и раньше о счастье, но представляла его несколько иначе. А если делегат права и счастлива – то стоит ли к счастью стремиться? – …провозгласить новый этап в развитии наших отношений. Делегат хотела продолжать, но ей помешали легкие аплодисменты – на которые она ответила сдержанной улыбкой. – Нужно признаться, что многие (пауза), в том числе и я, поначалу сомневались в перспективности нашего сотрудничества. Предрассудок о различии внешнего и внутреннего так прочно укоренился в общественном сознании, что мы с поразительным упорством неправильно интерпретировали некоторые данные и неправильно применяли закон сохранения энергии. И все же мы решились вложить наши силы и средства… (короткий смешок в последних рядах), наш энтузиазм в этот по-настоящему сто́ящий и дерзкий проект. И – сегодня мы можем констатировать с полной уверенностью – проект оказался не только взаимовыгодным, но и открывающим, как для вас, ваше высочество, так и для нашего фонда новые горизонты и новые перспективы. Электрический свет, который мы все можем видеть, – лучшее тому подтверждение. Это успех. Норе было сложно слушать – другие делегаты заглушали оратора своими разговорами. Она старалась не шевелиться и нащупать нить, но все отчетливее слышала бормотание: – Стрелка пошла, только из упаковки достала. Блин, ну что за невезение. И не хотела же сюда идти. – А кто нас спрашивал, чего мы хотим? Успокойся, я тебе дам, у меня в сумке запасные. – Обидно! – Заткнитесь вы обе! На банкете трепаться будете. – Но она же не живая? – Говорили – живая. – А ты сам подумай – как она может быть живая, если… Ты вспомни, где мы! – У нее такое лицо… Это невозможно представить заранее, я не знаю, кто делал эту куклу, но от нее страшно. – Умоляю тебя, страшно! Смешно. – Вот-вот, на швабру навесили скатерть… Одного не пойму – что мы здесь делаем. – Шоу! – Но она же точно не живая? Нет? Казалось, делегат забыла, почему находится здесь, говорила как радио о взаимовыгодных условиях и заслугах Алекса Ниффлонгера, сделавшего возможным сотрудничество таких разных организаций, как их фонд и… говорила, шаря отсутствующим взглядом по стене за спиной Норы, избегая взгляда Норы, что не было сложным, – взгляд оставался неподвижным. Шепот был яснее ее голоса: – Нет, ну не могу… Сейчас не выдержу. – А что это у нее на голове сбоку? Железное? Антенна, что ли? – Корона, надо полагать. – Тише! Мне кажется, она настоящая… Потеряв интерес к речи, перешедшей теперь к достижениям современной медицины, Нора вспоминала струнами сердца песню лютниста… Она помнила только некоторые слова… «Мое сердце так тяжело. Моя болезнь не будет излечена». Стала думать своими словами, но они соскальзывали с карниза музыки, падали и разбивались. Мой возлюбленный, Тебя нет рядом, Все в твое отсутствие бело и больно. – Да живая она… Просто альбинос. – Не смейся так громко, в конце концов, она может услышать. – Я же не в супермаркете их брала, понимаешь? Разве это нормально за такие деньги? Новая упаковка – и сразу стрелка. – Иди уже, переодень где-нибудь. Со своей стрелкой… Откуда я знаю, где здесь женский туалет. Почему-то так холодно. Но когда ты Рядом будешь, Что это исправит? Но мы чисты друг перед другом. Что это исправит? Мы никогда не смотрим в глаза друг другу, Когда рядом, Но всегда смотрим, Когда далеко. Мы любим, Но что это исправит? Нам не хорошо. Но я хочу, Хочу, хочу, Чтобы сейчас ты Оказался рядом, А это невозможно, Да и что нам делать Вместе? Внезапно она вспомнила, куда направлялась этим утром, и спросила громко: – А где мама? Шушукавшиеся гости замолчали. Мертвая тишина. Гуидо посмотрел на свои туфли, задрал брови и хмыкнул, сразу после чего тишину разорвал долгий, отчаянный женский вопль. Делегаты в ужасе отшатнулись, женщина перед микрофоном беспомощно оглядывалась, губы ее вздрагивали, то ли она хотела говорить дальше, но потерялась в своих листах, то ли просто испугалась. – Это крыса. Просто крыса напугала, – сказал кто-то тихо. И речь потянулась дальше, теперь нырнув в глубокую историю. Когда наконец завершилась, делегаты принесли Элеоноре Фелисии подарки, множество механических игрушек, которые она почти не видела – из-за покрывала и из-за того, что ей не следовало наклонять голову. Но, перед тем как гости потянулись к выходу – где-то их ждали накрытые для банкета столы – нужно было кивнуть в знак прощания. Нора сидела в кресле. Несколько раз били часы, значит, прошло несколько часов с тех пор, как удалились делегаты. Сидя в кресле, Нора тосковала по возлюбленному. Оттого что его не было, сводило пальцы холодными судорогами и доходило до смерти желание его присутствия, желание замыкало круг, она осознавала отсутствие и впадала в отчаяние, отчаяние длилось, становилось привычным, тосковала спокойно, но в новый момент снова осознавала, что возлюбленного нет рядом. Ей казалось, будто ее ногти впивались и царапали подлокотники, как царапали бы его грудь, на самом же деле руки свисали по-прежнему безжизненно, и по ним стекала вода. Она не могла заметить того делегата, что ходил по залу, пытаясь обратить на себя ее внимание. Он звал ее: «Элеонора Фелисия», – но она не слышала. Когда очнулась, посмотрела на него сквозь покрывало. Это не был ее возлюбленный. |