Онлайн книга «Журавлик по небу летит»
|
Старая, выпали зубы, Свиток годов на рогах… Он пять раз начинал и пять раз застревал на коровьих рогах. Класс визжал и катался от смеха, кроме учителя словесности, страдающего отсутствием юмора. Пристрастие моего сына к пасторальной тематике совершенно неожиданно обернулось парой в журнале. Я прикинула: двойка по физике, двойка по литературе, а в четверти что? Прикинула и решила обороняться. – Скажите, – елейным голосом произнесла я. – Карбид был до или после коровы? – Какое это имеет значение? – подозрительно спросила завуч, ей не понравился мой тон. – Не знаю. И все же? – После, – помолчав, ответила она. – Понятно. – Я угрожающе забарабанила пальцами по столу. – Это обычная реакция протеста. Вы третируете моего сына, он вынужден обороняться. – Мы?! – Естественно! Класс смеялся над моим сыном, а не наоборот. Это класс нужно было выгнать с урока, а не моего сына! – Что за нелепость? – вскипела завуч. – Нелепость? – возмутилась я. – Если бы вы отнеслись к этому серьезно и своевременно, то не было бы ни пробок, ни карбида, ни гипотетического тротила! Я требую, чтобы двойку по литературе аннулировали. Не вина моего сына, что ему не дали закончить стихотворение преподаватель и одноклассники. И двойка по физике тоже лишняя. Мокрые пробки и карбид – это, по меньшей мере, четверка по физике и химии. И нельзя оценивать предмет по поведению, это смахивает на должностную небрежность! – Я откинулась на спинку стула и спокойно сказала.:– Аннулируйте двойки. – Это невозможно! – Я буду жаловаться! У меня есть связи! Я победила, они проиграли. Я вышла в коридор, у кабинета завуча торчал мой недоросль. – И че? – с олимпийским спокойствием спросил он. – Ниче! – рявкнула я. – При чем здесь корова? – Ржачно! – Мой недоросль заржал как жеребец. – Еще раз сорвешь урок, – я приблизила к нему лицо, кипя от гнева, – кабинет твоего отца будет в твоей комнате! – Не выйдет! – Хочешь, чтобы выпали зубы? Мне зааплодировали. Я обернулась; завуч вырезала на мне клеймо Павлика Морозова. Я пригласила Бухарину в кафе. Мне надо было кому-нибудь пожаловаться. Почему не лучшей подруге? К тому же надо вытаскивать Бухарину из бесконечной депрессии. – У нас порочная система образования. Оценки по поведению заменяют знание предмета, – сказала я. – Знаешь, что сегодня случилось? – Что? – промычала Бухарина набитым ртом. Я горестно вздохнула и рассказала о школьных мытарствах моей кровинушки. – Ерунда! – резюмировала Бухарина. – Все намного хуже. У нас ужасная школьная программа. – Отличная. – Я вспомнила пестики, тычинки и презервативы. – Патриотичная! – захохотала Бухарина, на нас оглянулись. – Вообрази, что случилось с моим Шуркой. Я махнула рукой. Бухарину все равно не переговорить. Бесполезное занятие. Давно поняла. Я вдруг засмеялась и быстро отвернулась. Вспомнила Капитана из Ольгиной труппы дзанни. Они с Бухариной чем-то близки. Если ее обрядить в военный костюм, получится солдат Джейн, воюющий со всеми на свете – бывшим мужем, его любовницей, всеми мужчинами, борцами за нравственность, телевидением, школьной программой… С самой собой, в конце концов. Они даже внешне похожи с Ольгиной куклой! Стоит только убрать усы и бородку. Вылитая Бухарина! – Ты меня слушаешь? – подозрительно спросила Бухарина. – Слушаю и воображаю. – Я перестала смеяться и приготовилась внимать. И Бухарина рассказала мне эпизод из жизни ее восьмилетнего сына Шурки. – Мам, у нас завтра урок патриотизма, – жуя, сообщил он. – Чего? – поразилась она. – Патриотизма. – Закрой рот и прекрати чавкать, – машинально сказала Бухарина. Ее сын жует и чавкает, как Троцкий. – Надо рассказать какую-нибудь историю. Патриотическую, – пояснил Шурка. – А я не знаю, какую. – Читать надо больше, – сварливо сказала Бухарина. – Может, хоть одна мысль явилась бы в твою голову. – Я не нотаций прошу, а помощи, – заявил восьмилетний сын Бухариной. Совсем как взрослый. В голову Бухариной вломился Павка Корчагин, и у нее свело зубы. – Островский – хороший человек, у него была тяжелая жизнь, не в пример моей, – застенчиво призналась мне Бухарина. – Но я с содроганием вспоминаю уроки литературы. Мы разбирали писателей по косточкам, как грифы. Что хотел сказать? Зачем хотел? Каков социальный контекст? Как основная идея соотносится с мироощущением народа? Я до сих пор не могу открыть книги известных, очень хороших писателей. Меня по сию пору от них тошнит. Я даже не знаю, потянет ли меня когда-нибудь перечитать их после школы. Теперь министерство образования решило добить патриотизм. Разобрать по косточкам до оскомины на языке. Вообрази! Интересно, у Мишки бывали уроки патриотизма? Что-то он мне ничего не говорил. – Патриотизм – это любовь к Родине. Любовь к Родине – это чувство. Уроков по чувствам не бывает, – объяснила сыну Бухарина. – Бывает, – не согласился Шурка. – У нас было уже два урока. Так что мне рассказать? Бухариной ничего не лезло в голову, кроме Павки Корчагина. Хоть убей! – Сиди и слушай одноклассников, – посоветовала она. – А потом повтори все, что они сказали. Начало и конец поменяй местами, середину сделай финалом. В общем, подходи творчески. – Ясно. Все переколбасить. А если меня вызовут первым? Я же в начале списка. Умереть, не встать! Ненормальная школа сына Бухариной внедряла детям патриотизм согласно списку. В порядке строгой очереди! – Я подумаю, – пообещала Бухарина и повела сына в прихожую. Он надел рюкзак и застрял у двери. – Так что мне рассказать? – с отчаянием повторил он. – Песню спой, – буркнула Бухарина. – Какую? Бухарина изо всех сил выпучила глаза и замаршировала в прихожей. Я, ты, он, она! Вместе дружная страна! Вместе целая семья! Вместе нас сто тысяч я! Бухарина маршировала и пела в прихожей, ее сын визжал и катался от смеха. Бухарина не маршировала, но пела в кафе, я хохотала все громче и громче. На нас все оглядывались уже открыто. – И помни, – сказала Бухарина сыну голосом доброй феи из «Золушки», – эту песню надо петь с видом лихим и придурковатым. – Почему? – простонала я, давясь от хохота. – Чтобы не заподозрили в отсутствии патриотизма! Бухарина смачно поставила восклицательный знак, и я умерла от смеха. |