Книга Гигиена убийцы, страница 39 – Амели Нотомб

— Красное словцо.

— Ничего подобного: не я ли доказал наглядно, что, когда двое любят друг друга, один должен исчезнуть, чтобы вернуть глагол в единственное число?

— Не хотите же вы сказать, что убили Леопольдину во имя вашего грамматического идеала?

— Резон вам кажется ничтожным? Назовите мне необходимость более насущную, чем спряжение! Да будет вам известно, недалекое воплощение, не будь этой грамматической категории, мы с вами даже не знали бы, что я — это я, а вы — это вы, и наш приятнейший разговор не мог бы состояться.

— О, если бы!

— Полноте, не отворачивайтесь от своего счастья.

— Счастья? Я не чувствую и тени счастья, я вообще ничего не чувствую, кроме бешеного желания вас задушить!

— Ну наконец-то, воплощение моего сердца. Уже минут десять, как я всеми силами склоняю вас к этому самым что ни на есть недвусмысленным образом. Я нарочно дразнил вас, я довел вас до крайности, чтобы отсечь последние сомнения, а вы все еще медлите! Чего вы ждете, драгоценная моя любовь?

— Не могу поверить, что вы действительно этого хотите.

— Даю вам слово.

— И потом, у меня нет опыта.

— Это дело наживное.

— Я боюсь.

— Тем лучше.

— А если я этого не сделаю?

— Жизнь станет невыносимой. Поверьте, мы зашли так далеко, что у вас уже нет выбора. К тому же вы подарите мне шанс, о каком я не смел и мечтать: я умру точно так же, как умерла Леопольдина, и узнаю наконец, что она чувствовала. Ну же, дорогое воплощение, приступайте, я готов.

Журналистка справилась без сучка, без задоринки. Все было сделано быстро и чисто. Классицизм не допускает ошибок вкуса.

Покончив с делом, Нина выключила магнитофон и присела на диванчик. Она была совершенно спокойна. Правда, заговорила сама с собой, но виной тому было вовсе не расстройство ума. Она сказала, обращаясь к незримому собеседнику как к задушевному другу, нежно, с капелькой озорства:

— Милый старый безумец, вы и вправду чуть было не положили меня на лопатки. Ваши речи раздражали меня так, что и передать нельзя; еще немного — и я вправду лишилась бы рассудка. Теперь мне гораздо лучше. Должна признать, что вы были правы: душить — дело весьма приятное.

И воплощение залюбовалось своими руками.

Неисповедимы пути Господни. Пути к славе еще неисповедимее. После случившегося книги Претекстата Таха пошли нарасхват. Десять лет спустя он вышел в классики.