
Онлайн книга «Кодекс принца»
Вошла Сигрид с подносом. — Тосты с апельсиновым джемом вас устроят? Если нет, я сбегаю в булочную за свежими булочками с изюмом. — Не надо, все прекрасно. Я налил ей чашку кофе, предложил тост — она отказалась, — и попробовал джем с горьковатыми корочками. — Я вижу, мое присутствие не помешало вам спать, — сказал я. — Мое вам тоже. — Вы сейчас выходили за почтой. Больше мы со стороны улицы не показываемся, договорились? Не забывайте о вчерашнем решении. Сигрид закатила глаза, словно услышала сущую околесицу от несмышленого ребенка. Пока она вскрывала конверты, я ел и думал о своем почтовом ящике: набит ли он под завязку или все так же пуст, как был при мне? Я давно заметил, что почта подчиняется закону всеобщего свинства: писем мало, а то и вовсе нет, когда нам нужны контакты с внешним миром, и видимо-невидимо, когда больше всего хочется, чтобы нас оставили в покое. Тосты таяли во рту. Никогда я столько не ел за завтраком, как здесь, на вилле. Здоровый крепкий сон наверняка этому способствовал. Я мазал джемом не знаю который по счету тост, как вдруг заметил, что Сигрид смотрит на меня глазами, полными ужаса, держа в руке распечатанное письмо. — Плохие новости? — спросил я и сам услышал, как фальшиво звучит мой голос. — Кто вы такой? Как я мог об этом не подумать? Филеры, видно, открыли ей правду в эпистолярной форме. Но какую правду? — Сигрид, вы же знаете, главное в нашем деле — секретность. — Олаф умер! Вы убили моего мужа! — Нет! Он умер у меня на глазах, но я ни при чем. У него случился сердечный приступ в моей квартире. — Будь это так, вы бы мне сказали! Ну конечно. Какой я идиот! — Сигрид, клянусь вам, это правда. — Такая же правда, как то, что вас зовут Олафом, да? Припертый к стенке, я выложил карты на стол: — Меня зовут Батист Бордав, я француз, мне тридцать девять лет. Я до сих пор так и не понял, кем был ваш муж и чем он занимался. В субботу утром он позвонил ко мне в дверь — почему именно ко мне? — попросил разрешения сделать телефонный звонок и тут же умер. Я ударился в панику и не вызвал полицию. А поскольку жизнь у меня — одно название, мне захотелось побыть Олафом. Я отправился по адресу, указанному в его документах, — из чистого любопытства. Остальное вы знаете. — Нет, не знаю. Что вы здесь делаете? — Пью шампанское, смотрю на вас, ем, отдыхаю. — Я вам не верю. Вы, кажется, рылись в вещах Олафа. — В самом деле. Я рассказал ей о мелодии из десяти нот и о том, как я вычислил таинственный телефонный номер, по которому звонил покойный. — И после этого я должна вам поверить, что вы не имеете отношения к профессии? — Я польщен, если вы убеждены в обратном. — А что было бы, не получи я этого письма? — Ничего. Я понимаю, это кажется странным. Я никогда не был так счастлив, как здесь, с вами. Если бы окаянное послание не положило этому конец, я бы хотел, чтобы такая жизнь длилась вечно. — И вы не сообщили бы мне о смерти моего мужа? — Мне казалось, он вам дорог, и я не хотел нарушать нашу идиллию. — Нашу идиллию! — Ну да, это слово обычно употребляют, когда два человека друг другу нравятся. — Говорите за себя. — Может быть, сейчас вы меня презираете. Однако я припоминаю моменты, когда было именно так. — Я хорошо воспитана, а вы много о себе понимаете, вот и все объяснение. — Сигрид, я вас не узнаю. — А уж я-то вас! — Ладно. Сейчас не время препираться, надо действовать. Мы в окружении не понарошку, а взаправду, третий день за домом следят. Что вы предлагаете? — Это ваша проблема. Лично мне ничего не грозит. — Вы так думаете? Письмо подписано Жоржем Шеневом? — Вы с ним знакомы? — Это человек, которому Олаф звонил от меня перед смертью. Что вы о нем знаете? — Впервые слышу это имя. — Возможно, он враг Олафа. Все это смахивает на инсценировку. Я не могу поверить, чтобы Олаф случайно явился умирать ко мне. Тем более что накануне один тип завел со мной разговор, будто специально подсказывал, как себя вести в такой ситуации. Олаф был моим ровесником, такого же роста, тоже брюнет. Обмен был в принципе возможен. — Вы не той весовой категории. — При таком питании вес я бы скоро набрал, — ответил я, кивнув на поднос с завтраком. Как ни странно, именно последний довод, кажется, убедил ее в моей искренности. Сигрид пошла в мою бывшую комнату, чтобы рассмотреть из окна наших шпионов. Вернувшись, она сказала, что они ей не знакомы и, на ее взгляд, не опасны. — Откуда вы знаете? — запротестовал я. — Может быть, они вооружены. — С какой стати им нас убивать? — Возможно, мы, сами того не зная, стали свидетелями каких-то неудобных для них фактов. Я единственный видел, как умер Олаф. — Если все так, как вы рассказали, в его смерти не было криминала. — Чем дальше, тем больше мне кажется, что был. Они прощупывали почву. Кому, кроме меня, вздумалось бы занять его место? У меня пока нет ответа только на один вопрос — о роли Олафа: пошел ли он на это добровольно или им манипулировали? — Как вы можете думать, будто Олаф умер добровольно? — Сигрид, мне очень жаль, но, согласитесь, вы плохо его знали. — В самом деле. Но я знаю точно — он был хорошим человеком. — Не сомневаюсь, что он тоже был хорошим человеком. — Тоже? Что вы хотите этим сказать? — Сам не знаю. Мы можем сбежать отсюда так, чтобы нас не увидели люди, которые за нами следят? — Сбежать? Куда? Я люблю эту виллу. — Думаю, все же не до такой степени, чтобы здесь погибнуть? — Эти люди околачиваются тут уже два дня. Почему вы решили, что они нападут сегодня? — Потому что они знают, что вы получили письмо. — Если они мне написали, значит, считают, что я с ними заодно. Им нужны вы, а не я. — Олаф тоже был с ними заодно. И чем это для него кончилось? Она вздохнула: — Куда же мы отправимся? — Я оставил машину Олафа здесь неподалеку. Сядем и поедем, куда вы скажете. — Мне некуда ехать. — Мне тоже. Но это следующий вопрос. А как нам выбраться отсюда? |