Книга Косметика врага, страница 11 – Амели Нотомб

— Ну и что?

— Что же тут непонятного?

— Тут что-то не так. На земном шаре живет полным-полно преступников, которые стремятся избежать наказания. В их поведении больше логики.

— Да, потому что они не чувствуют себя виновными.

— Но вы уверяли, что вас не мучают угрызения совести за то, что вы изнасиловали мою жену.

— Да, потому что мне это доставило удовольствие. Но убивать ее я не собирался. Поэтому меня мучает чувство вины.

— А если бы это убийство доставило вам удовольствие, вас не мучило бы раскаяние?

— Так уж я устроен.

— Но это ваши проблемы, старина. Надо было подумать, прежде чем…

— Откуда мне было знать, понравится мне убивать или нет? Ведь надо было сначала попробовать, чтобы в этом убедиться.

— Вы так говорите, словно вам хотелось попробовать новое блюдо.

— У каждого из нас свои моральные принципы. Я сужу обо всем по степени удовольствия, которое доставляет мне тот или иной поступок. Мы существуем только ради наслаждения, а потому цель оправдывает средства. Но преступление, которое не доставило блаженства, совершено впустую и мешает жить дальше. И, при всем желании, его невозможно оправдать.

— А мнение жертвы вас не интересует?

— Макс Стирнер, «Единственный в своем роде и его особенности» — слышали о таком?

— Нет.

— Ничего удивительного. Это теоретик эгоизма. Окружающие существуют только для того, чтобы доставлять мне удовольствие.

— Блестящая мысль! Таких людей нужно изолировать от общества.

— «Истинная нравственность пренебрегает нравственностью». Это уже Паскаль. Да здравствует янсенизм!

— Самое ужасное, что для каждого своего садистского преступления вы находите интеллектуальное оправдание.

— Если я столь ужасен, убейте меня.

— Я не хочу вас убивать.

— Откуда вы знаете? Вы же еще ни разу не пробовали. Может, вам понравится.

— Не пытайтесь навязать мне свою мораль. Вы сумасшедший.

— Если вы кого-то не понимаете, значит, он сумасшедший! Вам даже лень задуматься!

— Только безумец способен требовать, чтобы я убил его, так как его мучает чувство вины. Вы только что говорили, что поведение сумасшедшего человека не поддается объяснению. Так вот ваша жажда наказания не поддается объяснению: она противоречит вашей морали законченного эгоиста.

— Не скажите. Меня ведь еще ни разу не убивали. Может, это очень приятно. Нельзя судить о том, чего не довелось испытать.

— А вдруг это неприятно? Ведь назад пути уже не будет.

— Даже если это неприятно, то продлится совсем недолго. А потом…

— Что потом?

— Да то же самое: полная неизвестность, я же еще не умирал. А вдруг это здорово?

— А если нет?

— Друг мой, рано или поздно я все равно умру. Это же неизбежно. И спорить с этим так же бесполезно, как с доводами Паскаля о существовании Бога. В любом случае я выиграю и ничего не потеряю.

— А жизнь?

— Я уже знаю, что это такое. И могу с уверенностью сказать, что жизнь совсем не так хороша, как принято думать.

— Почему же столько людей всеми силами цепляются за нее?

— В этом мире у них есть друзья и любимые. А у меня никого нет.

— Но вы хотите, чтобы именно я помог вам отправиться на тот свет? Ведь я презираю вас от всей души.

— Вы сможете утолить вашу жажду мести.

— Как вы ошибаетесь! Если бы вы пришли через два дня после убийства, я бы, конечно, не раздумывал ни минуты. Но вы появились десять лет спустя, и вам следовало предвидеть, что моя ненависть уже перегорела.

— Если бы я заявился к вам через два дня после убийства, то угодил бы в лапы полиции. Я ждал десять лет, потому что между насилием и убийством тоже прошло десять лет. Перед вами преступник, у которого слабость к круглым датам. А вы знаете, какое сегодня число?

— Сегодня… двадцать четвертое марта!

— Вы помните, что случилось в этот день?

— Я всегда это помню, а не только двадцать четвертого марта.

— Я раздумывал, когда к вам лучше заявиться: в годовщину насилия, то есть четвертого октября, или двадцать четвертого марта, в годовщину убийства. Я решил, что мы с вами обойдемся без насилия.

— Какое облегчение!

— Убийство гораздо более вероятно. Я бы, конечно, хотел, чтобы все три даты совпали: вот это был бы класс! Раз в десять лет четвертого октября или двадцать четвертого марта! Увы, в жизни не все происходит так, как нам хочется.

— Жалкий маньяк!

— Вы сказали, что за десять лет ваша ненависть перегорела. Если хотите, я могу снова ее разжечь.

— Зря стараетесь. Я все равно не стану вас убивать.

— Это мы еще посмотрим.

— Не надейтесь.

— Слизняк!

— Вас это нервирует, да?

— Неужели вы оставите такое преступление безнаказанным?

— А кто мне докажет, что это вы его совершили? Вы же больной и могли все это придумать.

— Вы мне не верите?

— Не верю. Вы можете наплести что угодно, но у вас нет ни одного доказательства.

— Вот так поворот! Я могу вам подробно описать Изабель.

— Вы этим ничего не докажете.

— Тогда я приведу самые интимные подробности.

— Это только подтвердит, что вы были с ней близки, но это не доказывает, что вы изнасиловали и убили мою жену.

— Мне нетрудно доказать, что это я убил ее. Я могу очень точно описать, в каком положении вы нашли ее тело и куда я нанес ножевые раны.

— Вы могли узнать эти подробности от убийцы.

— Вы меня сведете с ума!

— Вы и так сумасшедший.

— С какой стати я буду признаваться в преступлении, которого не совершал?

— Кто знает? Вы же сумасшедший. Может, только ради того, чтобы я вас убил.

— Не забывайте: я прошу вас убить меня не просто так, а потому что меня мучает чувство вины.

— Если бы это было так, вы бы не хвастались своим преступлением. Угрызения совести усугубляют вину.

— Вы цитируете Спинозу!

— Не только вы читаете книги, месье.

— А я не люблю Спинозу!

— Ну конечно. А я очень люблю.

— Я вам приказываю: убейте меня!

— Я не могу вас убить только за то, что вы не любите Спинозу.

— Я изнасиловал и убил вашу жену!