Онлайн книга «Пять шагов по облакам»
— Я не собираюсь, но мне нужно ее… спасти… Понимаешь? — Понимаю, — согласился Баширов. — Я… должна поехать. Если он скажет, что я ничего не должна, у нас ничего и никогда не выйдет, стремительно загадала Лера. Я не смогу. И он не сможет тоже. — Сейчас вместе поедем, — буднично сказал великий олигарх. — Одевайся. * * * — Разработка не на мужа! На второго! — Вот вам и основание, — все тем же добрым голосом сказал он Мелиссе. — Так что задержим мы его, задержим, не волнуйтесь! Рассказывайте, рассказывайте! — Вы хоть скажите нам, кто он такой, чтобы мы сразу поняли, о ком идет речь, — подал голос Боря Крюков. — Вы же сказали, что не могли его узнать, а потом узнали, когда он вам по голове дал. — Узнала, — сказала Мелисса. — Я потому и кричать не могла. Это свой человек, понимаете? Ну, вот если бы господин подполковник вдруг увидел, что это вы собираетесь его зарезать, Боря. — Я?! — поразился Боря. — Зарезать товарища подполковника?! — Да она для примера говорит, для примера! — Не собираюсь я его резать, вот те крест святой, — и старший лейтенант размашисто перекрестился. И все трое улыбнулись друг другу. Они хорошие мужики, вдруг поняла Мелисса. Они отличные мужики. Они устали, ночь, у них работа тяжелая, но они слушают меня, утешают меня и готовы разбираться в ситуации хоть до утра. Потому что у них такая работа. Если они играют солдафонов и недотеп, то не потому, что сами такие, а потому, что работа у них такая и жизнь заставляет их так играть. Василий Артемьев всегда говорил — проще всего оправдывать ожидания. Если постоянно подозревать человека в том, что он подлец, и ждать от него подлостей, то рано или поздно он непременно станет их делать. Просто потому, что устанет или не захочет доказывать окружающим, что он «не такой». Если вы хотите видеть в милиции «оборотней в погонах», солдафонов, грубиянов и невежд — получите и распишитесь! Никто не станет лезть из кожи вон, доказывая вам обратное, объясняя, что в милиции, как и в детском саду, как в аптеке или гастрономе, работают разные люди, и у них разный подход к делу и разное понимание совести и долга! Мы помогаем вам, мы работаем в меру своих сил и своего профессионализма, и, ей-богу, нам наплевать, что вы при этом о нас думаете! — А можно мне еще чаю? — Она подняла руку к глазам и пошевелила пальцами, как это делают врачи в кино, когда проверяют, адекватен пациент или нет. — Я уже могу его держать! — Боря, подсуетись! Старший лейтенант забрал оба стакана с подстаканниками, вышел в коридор и тут же вернулся, но уже без стаканов. — Может, водки вам налить? — предложил подполковник. — Ей нельзя, она беременная, — встрял лейтенант. — Да ну? — удивился подполковник. — У вас, значит, на ваших телевизионных высотах тоже такое бывает? — Какое? — прищурилась Мелисса Синеокова, которой с каждой минутой становилось все лучше и лучше в их компании. Если бы еще добавить к ним Василия Артемьева, то лучше ничего и не надо! — Что вы имеете в виду? — Ничего, ничего, — забормотал подполковник, продолжая свою игру, — это я так просто, для сведения!.. — Этот человек был рядом со мной много раз, и я даже представить себе не могла… Тут вдруг широко распахнулась дверь в коридор. Так широко, что ударилась о стену, и портрет Дзержинского, довольно криво приколоченный в простенке, еще больше накренился, поехал и с грохотом свалился на пол. В распахнувшуюся дверь вошли какие-то люди, довольно много, и Мелисса вдруг вскочила на ноги, когда узнала в этой группе Леру Любанову. — Добрый вечер, — сказал кто-то из этой группы. — ФСБ России. Прошу всех оставаться на своих местах. — Все не могут на местах, — пробормотал старший лейтенант Крюков. — Вот Феликс Эдмундович, к примеру, упал. По стеночке он добрался до портрета, поднял его с пола, протер рукавом, сдул невидимые пылинки, пристроил на место и улыбнулся невинной детской улыбкой. — Милка! — закричала Лера и протолкалась вперед. — Милка, ты жива? И она кинулась к ней, наступила ей на ногу, которую прежде уже основательно отдавил Василий, обняла и припала к ее груди. Мелисса подняла руки, которые все еще слушались не очень, и тоже обняла Леру. От Леры пахло духами, улицей, кофе и еще чем-то славным, сигаретами, что ли, и этот запах в канцелярском холоде ночного милицейского кабинета показался Синеоковой самым родным на свете. — Как хорошо, что ты приехала, — говорила Мелисса, — вот молодец, что приехала! Черные Лерины волосы лезли ей в нос, и от этого хотелось чихать. — Добрый вечер, — сказал кто-то негромко и безучастно. — Это твоя подруга? Лера перестала обниматься с Мелиссой, отступила, сойдя с ее многострадальной ноги, и представила официальным голосом: — Ахмет, познакомься. Это моя подруга Мила, Мелисса Синеокова. Милка, это… Ахмет Салманович. — Ахмет, — помедлив, поправил ее высокий мужчина в светлом льняном костюме. Может, из-за костюма, а может, из-за роста — очень высокий, — он показался Мелиссе огромным, как встроенный шкаф. Именно встроенные шкафы бывают от пола до потолка и светлого дерева. — Здравствуйте. — Добрый вечер. Подполковник Гулько и старший лейтенант Крюков смотрели на него, одинаково приоткрыв рты. На Мелиссу, которая была «знаменитость», они так не смотрели. Так, по всей видимости, они смотрели бы на инопланетян о трех ногах и двух головах, если бы те вздумали явиться в отделение. В распахнутых дверях кабинета толпились какие-то люди, а те, которым не досталось места в партере, выглядывали из-за спин, и подпихивали впереди стоящих, и вытягивали шеи. — У вас на голове рана? Сергей, позовите врача, он в моей машине. — Баширов говорил ровным, негромким, очень уверенным тоном, и всякий шум как по мановению волшебной палочки начал затихать, затихать, и вскоре от шума ничего не осталось, только слышно было, как внизу сипит рация и женский голос вызывает какого-то «пятого». — Мне не нужно врача, — сказала Мелисса. — Меня просто ударили, но там… — Видимых повреждений нет, — доложил Баширову старший лейтенант и на всякий случай стал по стойке «смирно», хоть и был в штатском. — Мы проверили. |