
Онлайн книга «Развод и девичья фамилия»
– Хотите сигарету, – предложила она, – и, может быть, пойдем в квартиру? Сигарету он только что бросил прямо на чистый, как будто отмытый шампунем, плиточный пол, и теперь она там лежала, скрюченная и сплюснутая, и отравляла ему жизнь. Женщина была бледна и держалась прямо, с преувеличенным достоинством. То ли боится, то ли переживает, решил капитан. Посмотрим, что тут у нас такое. Капитану не хотелось, чтобы этот был “глухарь” – квартал кончается, надо бабки подбивать, статистику наводить, а тут – бац! – “глухарь”! – Пойдемте, – еще раз пригласила она. В голосе была напряженная настойчивость. Капитан оглянулся на площадку и понял, в чем дело. Мужики в грязных белых халатах взваливали на носилки труп – мертвые руки мотались по бокам, один щегольской лакированный ботинок слетел с ноги, и открылась узкая ступня в черном носке, капли черной крови падали на плиточный пол – не потому, что убитый все еще истекал кровью, а потому, что его одежда насквозь пропиталась ею. – Костик, – пробормотала женщина, и капитан Гальцев посмотрел внимательно, – господи, этого просто не может быть.. – Чего не может быть? Она не взглянула на него и не ответила. На площадку пятого этажа выходило две квартиры. В дверях одной из них маялся худосочный мальчишка в широченных штанах, майке навыпуск и босиком. Вид у него был одновременно любопытный, испуганный и брезгливый. – Мам, ну что там, а? – Приехала милиция, – спокойно ответила она, – ты же видишь. Сейчас Костика увезут. Капитан с некоторым уважением подумал, что она не стала кричать, что “там ничего, и это совершенно не твое дело, и сколько можно повторять, чтобы ты шел спать!”. Ведь ему понятно, что никакими силами она не загонит мальчишку спать, что он уже все видел, а потому скрывать от него “правду жизни” глупо. – Проходите. – Она пропустила капитана вперед. – Я могу оставить дверь открытой, чтобы ваши… коллеги могли зайти. – Хорошо, – пробормотал капитан. Протискиваясь мимо нее, он услышал, как она пахнет – дорого и свежо, – и оценил длинную шею, плотные ноги, упакованные в джинсы, и довольно… большую грудь под свободным домашним свитером. У нее была странная прическа. Такие прически капитан видел только в рекламных роликах – сзади никаких волос, а спереди длинная лохматая выстриженная челка. Когда она пыталась заправить ее за ухо, на правой руке звякали два браслета. Больше никаких украшений не было. Капитан посмотрел – обручального кольца тоже нет. Впрочем, это ничего не означает. В паспорте у нее написано, что разведена относительно недавно, год или около того. Может, она колец вообще не носит. Интересная женщина. Очень интересная женщина. Не размазня, не рохля, не трусиха. Ну и что? Пока ничего. – Вы знали убитого? – в спину ей спросил капитан. – На кухню пойдем? – не отвечая, предложила она. – Как хотите, – пробормотал тот. – Кофе? Чай? – Ведро водки, – пробормотал капитан себе под нос. Она не должна была услышать, но услышала. – Ведра нет, – сказала она решительно, – но немного есть. Хотите? – Я на работе! – возмутился он с некоторым излишком праведной досады. Она его смутила. – Тим, ты тоже будешь чай, конечно? – Буду, – прогудел откуда-то мальчишка, и опять она не стала говорить, что “давно пора спать”. И правда умная женщина. – Это Костик, – неожиданно сказала она, – Константин Сергеевич Станиславов, мой начальник. Главный редактор еженедельника “Старая площадь”. Гальцев длинно присвистнул. Вот только главного редактора ему и не хватало под конец квартала! Будто все у него было в полном шоколаде, не хватало только журналиста с аккуратной дыркой в животе! Вот за эту подлую подлость он просто ненавидел свою работу! Главный редактор, мать его!.. Сейчас, через полчаса, на “место происшествия” пожалуют все ведущие телевизионные каналы и все проментовские и антиментовские передачи – от “Дорожного патруля” до “Человека и закона”! Завтра все газеты напишут про убиенного – какой был пламенный борец, настоящий журналист, честный и неподкупный. Савик Шустер объявит, что все это – политический заказ и покушение на свободу слова. “Независимое расследование” затеет независимое расследование и нарасследует какую-нибудь дичь, в результате чего окажется, что во всем виноваты менты – то ли они его сами пристрелили, то ли отнеслись без должного внимания, а если уж, оборони боже, “глухарь”, тогда прости-прощай квартальная премия и благодарность в приказе!.. Так. Надо быстро найти того, кто его замочил, чтобы к приезду “средств массовой информации” уже был готовый подозреваемый. Ну, пусть хоть эта баба!.. – Садитесь, – предложила она Гальцеву, – сейчас будет кофе. Вам с молоком, с сахаром? Он пожал плечами и сел на широкую табуретку веселого деревянно-желтого цвета. – Он к вам приехал? – Ну, конечно, – сказала Кира, – он хотел со мной поговорить. – О чем? – Я не знаю. – Она достала сахарницу и перелила молоко из пакета в маленький серебряный молочник. – Почему-то на работе он мне ничего не сказал. Сказал только, что вечером приедет, чтобы поговорить. И все. – Во сколько он должен был приехать? – спросил капитан, нацеливаясь на свою записную книжку. – Я не знаю, – ответила она с досадой, – по-моему, после девяти. В записной книжке лежал ее паспорт, который он смотрел, как только приехал “на вызов”. Кира Михайловна Ятт – вот наградил бог фамилией! – тридцати пяти лет, разведенная, незамужняя, сын Тимофей Сергеевич Литвинов, тринадцати лет. Родилась – капитан вздохнул протяжно – в городе Лондоне. …Знаете такой город, капитан Гальцев? Говорят, неплохое место для жизни!.. Почему она там родилась, да еще тридцать пять лет назад? Какой это у нас год-то был? Шестьдесят седьмой? Восьмой? В открытый космос вышли, поля засеяли кукурузой, Венгрию давно приструнили, Чехословакию только что за “железный занавес” подергали, проверяя прочность – ничего, прочный, висит! – до Афганистана далеко, до Солженицына в списках – близко. Как в это время можно было родиться в Лондоне? – Вы зовете его Костик, он ваш… друг? – Он мой начальник, – объяснила она, не дрогнув. Ловко подняла турку, так, чтобы ни капли кофе не просилось мимо крохотной чашечки, и стала наливать во вторую. Капитан покосился на чашечку – он любил пить кофе из больших толстых кружек. Полную кружку и сахару побольше. Как пить кофе из этого, он не знал. |