Книга Награда для Белоснежки, страница 8 – Робин Доналд

Нагнувшись, мать Кейна улыбнулась и позволила ей обнюхать свою руку.

— Она слепая?

— Не совсем, но теряет зрение. Ей не нравится жить в конуре, поэтому-то я и нахожусь здесь. Я за ней присматриваю, пока миссис Ферт в отъезде. А Лаки получил такую психологическую травму в ветлечебнице, когда был щенком, что, оказавшись в любом казенном учреждении, буквально сходит с ума.

Миссис Тэлбот, последний раз потрепав корги, выпрямилась.

— Повезло миссис Ферт, что вы можете заботиться о собаке. — Она одарила ее пленительной улыбкой. — Не буду отвлекать от дел, я пришла пригласить вас к нам на обед завтра вечером. Это просто скромный обед, без излишеств. Вы сможете познакомиться с некоторыми соседями.

Познакомиться с соседями было бы здорово! И Эмма ответила:

— С удовольствием, благодарю вас.

— Отлично. Жду вас около семи часов! Я попрошу кого-нибудь заехать за вами.

— Нет, нет, я пройдусь пешком.

Миссис Тэлбот была ошеломлена.

— Вы запачкаете туфли! Машина — это не проблема.

Стало ясно, что прийти на обед к Тэлботам в грязных туфлях невозможно, впрочем, как и принести с собой чистую пару на смену.

— Ну что ж, тогда я сама приеду на машине! — согласно кивнула Эмма.

— А я думала, ваша машина в ремонте…

— Она будет готова к завтрашнему вечеру.

* * *

Но машину починить не успели. Эмма, надев шелковое черное платье с неярким темно-лиловым рисунком, уже раздумывала, не следует ли надеть сапоги и отправиться пешком, когда позвонил Кейн Тэлбот и объявил, что заедет за ней без десяти семь.

Эмма открыла рот, чтобы возразить, но, пожав плечами, согласилась. Почему бы и не воспользоваться предложением?

Он приехал вовремя, и в этот момент начался проливной дождь. Предупрежденная лаем, Эмма выбежала из спальни, схватила зонтик и вылетела через парадную дверь, тщательно закрыв ее за собой. В последнюю минуту ей пришлось повозиться с бретелькой от комбинации, которая оторвалась от лифа, когда Эмма надевала ее, и закрепить булавкой. Но Кейна она встретила с улыбкой.

— Добрый вечер, — сказал он, забирая у нее зонтик и подняв над нею свой большой зонт.

Быстро оглядев Кейна, Эмма была ошеломлена, только сейчас поняв, что имела в виду миссис Ферт. Кейн выглядел одинаково великолепно как в хорошо скроенных брюках и тонкой хлопчатобумажной рубашке, так и в рабочей одежде.

Конечно, портному Кейна легко шить, поскольку у него отличная фигура. Гибкое, с идеальными пропорциями, тело Кейна, его властное мужское начало делала сексуальной любую одежду.

— Привет, — сказала Эмма, притворяясь, что ее сердце бьется в своем обычном ритме. Дождь громко барабанил по крыше, и она повысила голос, чтобы спросить Кейна: — Не хотите ли переждать здесь дождь?

— Нет. Вскоре приедут гости, и мне нужно быть дома, чтобы их встречать. — Он взглянул на ее ноги в туфлях на шпильках. — Вы не хотите, чтобы я донес вас до машины?

— Нет, — твердо ответила она, но румянец выступил у ее на щеках. — Эмма пыталась разглядеть что-нибудь сквозь серебристую завесу дождя и, увидев яркий свет фар, пошла к машине.

Он оказался у автомобиля раньше ее и открыл дверцу одним сильным небрежным рывком. Пока Эмма пристегивалась ремнями, она наблюдала, как он обходит машину и распахивает дверцу с другой стороны. Он не тратил попусту ни времени, ни сил, двигаясь со свободной грацией.

Быстрым, выверенным движением Кейн завел машину. У Эммы забилась жилка в ямочке на шее. Она уставилась на аллею с магнолиями — большими, пышными деревьями, протягивающими свои великолепные цветы прямо к ночному небу. Когда лепестки опадут, они на две недели покроют яркую траву бело-розовым ковром несравненной красоты.

Молчание в машине затянулось, и, еле сдерживая напряжение, Эмма проговорила:

— Эти деревья — потрясающее зрелище. Кто посадил их?

— Мои родители, когда мать приехала сюда еще невестой.

— А дождь не погубит цветы?

— Нет.

Ну что ж, хорошо, подумала она, больше раздраженная, чем обиженная его лаконичными ответами, пусть сам теперь придумает тему для разговора.

Дорога устремлялась вниз вдоль пастбищ; свет фар выхватывал из темноты больших рыжих коров, мирно жующих свою жвачку, затем машина свернула и неожиданно остановилась. Искусно размещенная подсветка выделяла достаточно большой пруд, который скорее был похож на озерцо. Окаймленный деревьями, он блеснул в сумерках и остался позади, а они продолжали ехать под деревьями, между широкими газонами.

Повинуясь порыву, Эмма воскликнула:

— Как красиво!

— Моей матери доставит удовольствие показать вам все вокруг, — ровным голосом произнес Кейн.

— Моя мама обожала работать в саду. Я помню, как она смеялась над своими грязными руками. Отец спрашивал, почему она не надевает перчаток. И она отвечала, что не может работать в перчатках.

— Звучит так, как будто ее уже нет в живых.

Эмма медленно проговорила:

— Она умерла, когда мне было пятнадцать — почти шестнадцать лет.

— В этом возрасте плохо терять мать, — неожиданно сказал он.

Эмма кивнула.

— Да. Я была слишком молодой, чтобы судить о ней, только думала, что она само совершенство, и я так ушла в себя, что ничего не видела вокруг, кроме своего горя. Но я думаю, что в любом возрасте тяжело потерять мать. Ох!

Дорога поворачивала за большими деревьями и вела к дому, великолепному современному строению, которое прекрасно вписывалось в местный пейзаж и фруктовый сад, в свою очередь еще усиливавшие впечатление от всей картины.

— Здесь чудесно, — тихо произнесла Эмма. — Но сад наверняка старше, чем дом. Те деревья уже давно растут.

— Первый дом сгорел до основания около тридцати лет назад, — сказал Кейн. — После этого мы жили в доме управляющего до тех пор, пока мать не убедила меня построить этот.

Эмма кинула быстрый взгляд на своего соседа. Тщательно подбирая слова, она пробормотала:

— Всегда очень жаль, когда какой-то кусочек прошлого исчезает бесследно.

— Случается и такое. Но этот дом — чертовски утешительная замена!

Да, и приятная к тому же: за большими двойными дверями открывался зал во всем своем великолепии. С потолка лился щедрый свет, открывая взгляду зимний сад с густолиственным тропическим кустарником, протянувшийся вдоль всей стены зала, а над глянцевыми зелеными листьями, словно маленькие голубки, парили белые цветы безмятежных лилий.

— Полет моей фантазии, — сообщила по секрету встретившая их миссис Тэлбот, заметив восхищение в глазах Эммы. — Кейн потакает мне бессовестным образом, хотя я и живу здесь только летом. Сама я австралийка, и здешние зимы слишком холодные и влажные для меня, поэтому я перелетаю через Тасманово море и живу там девять месяцев в году.