Книга Саквояж со светлым будущим, страница 13 – Татьяна Устинова

Звонок шефа застал Машу и Сильвестра в пиар-отделе, где мальчика поили чаем, кормили пирогами, конфетами и орехами из большой железной коробки.

Маша выскочила в длинный и светлый коридор, очень просторный и чистый. Между прочим, она давно заметила, что самый главный показатель процветающего учреждения — это коридоры и туалеты. Если в коридоре узко и мрачно, вздыбленные полы и стены с обитой штукатуркой, а в сортирах фанерные дверки с оконными защелками, болтающимися на одном гвозде, чугунные раковины и развешанные по батареям чудовищные тряпки из мешковины, значит, пиши пропало. «Учреждение» никуда не годится, начальникам ничего не нужно, а подчиненные ходят на работу исключительно с целью время провести и из дома куда-нибудь смыться!

В издательских коридорах было чуть ли не краше, чем в кабинетах. На полу ковры, на стенах картины, на потолке светильники — благолепие и чинность.

Маша Вепренцева, когда бывала в хорошем настроении и в зоне видимости никого не оказывалось, по коридорам всегда бежала и подпрыгивала, просто так, от удовольствия быть здесь и от радости жизни.

Сейчас в коридоре маячил Весник, который издали распахнул руки ей навстречу, словно заранее приготовляясь обнять.

У него была внешность чудесного плюшевого мишки, которого хочется ласкать, почесывать по гладкой кофейной шерсти, прижиматься к его теплому боку и чувствовать себя защищенной.

Еще у Весника были глаза ястреба, хватка крокодила, быстрота ягуара и безжалостность тираннозавра. При всем этом он был порядочен, смешлив и очень хорошо образован.

— Машуня, — начал он задолго до того, как Вепренцева приблизилась, — Машунечка, как я рад! А где гений наш?

Они сошлись и смачно поцеловались. Они всегда целовались исключительно смачно, и это ровным счетом ничего не означало.

— Гений у Маркова.

— Ну-у, это серьезно.

— Серьезно, — подтвердила Маша.

— А ко мне вы когда?

— Вот сейчас я к ним поднимусь, а потом мы сразу к тебе.

— Гений-то готов к свершениям?

— Он всегда готов, ты же знаешь, Илья! Ну, ворчит немножко, что мы смерти его хотим, ты в особенности, но… готов.

Весник поправил и без того безупречно сидящие на носу очки и посмотрел на Машу заговорщицким взглядом.

— У нас там изменения в программе.

Маша Вепренцева знала Илью Весника уже давно, и она различала, когда он говорит «просто так», а когда «со смыслом». Сейчас пиарщик явно говорил «со смыслом».

— Что за изменения, Илья?

— Вот ты идешь к Маркову, и иди себе, иди. Вернешься, поговорим. А еще я тебя с таким парнем познакомлю — высший класс! У меня сидит.

— Илья!

— Да ладно, не век же тебе в девках куковать!

Маша махнула на него папкой и побежала дальше. Ее раздражало, когда взрослые и умные мальчики пытались устроить ее личную жизнь. Она мигом начинала чувствовать себя старой девой или, хуже того, матерью-одиночкой, как выражаются в собесе.

— Приходи скорей, — вслед ей крикнул Весник, — и гения приводи! У меня но-вос-ти!

— Да ну тебя с твоими новостями, — себе под нос пробормотала Маша Вепренцева и выскочила на лестничную площадку.

Здесь всегда было много народу — курили, стреляли друг в друга глазами, обсуждали последние новости, новых и старых авторов, мужей, жен и «шестой этаж», где сидело начальство.

Вот и сейчас тут стояла небольшая толпишка, центром которой был знаменитый на все издательство Лазарь Моисеевич Вагнер.

Никто толком не знал, за что именно в издательстве отвечает этот великий и всесильный человек, поэтому казалось, что он отвечает решительно за все. Может, так оно и было. Хотя по штатному расписанию числился он главным администратором. Вагнер был своего рода гуру — к нему обращались, ему плакались, у него просили помощи, поддержки и содействия, и его слово было истиной в последней инстанции. Все знали, что, если Лазарь считает, что дело не выгорит, к начальству «на шестой» идти бесполезно — на самом деле не выгорит! А если он тебя поддержит, значит, дело исключительно стоящее, и даже если его не одобрят «на шестом» с ходу, всегда можно будет «подключить» Лазаря Моисеевича, и помощь придет.

Можно даже сказать, настигнет!

— Милочка! — воскликнул Лазарь Моисеевич, едва увидев Машу, и вперил в нее цепкие глазки. В отставленной руке у него дымилась «беломорина», а галстук, несмотря на «беломорину», был как пить дать долларов за восемьсот. — Машенька! Опять ты мимо меня летишь! И хоть бы раз зашла, хоть бы один разочек навестила старика!

Маша Вепренцева Вагнера не любила.

Маша Вепренцева Вагнера обожала и нисколько его не боялась.

— Лазарь Моисеевич, вот клянусь вам, сегодня зайду!

— Ох, я не верю тебе, не зайдешь ты ко мне! Когда тебе заходить, если ты сейчас к Маркову бежишь, а потом сразу с гением твоим к Веснику!…

Непостижимым образом Лазарь всегда и все знал и никогда ни о чем не спрашивал.

— Клянусь вам, Лазарь Моисеевич, что сегодня точно зайду!

Схватив Машу за локоть и заговорщицки оглянувшись по сторонам, Лазарь увлек ее подальше от всех остальных и помахал у нее перед носом «беломориной». Таким образом он разгонял чужой сигаретный дым, который казался ему менее благородным, чем дым от его папиросы.

Папироса ужасно воняла и курилась желтым дымом, как химический завод.

Маша покосилась на нее и сморщила нос. Лазарь это заметил.

— Напрасно ты, милочка, выражаешь своим носом отвращение к моей папиросе, — заявил он и торжественно взмахнул «беломориной», — это настоящая классика жанра. Натуральный вкус, и никаких добавок!

— Вам бы на конфетную фабрику поступить, Лазарь Моисеевич, — высказалась Маша деликатно, — шоколадки рекламировать. Стабилизатор Е-124.

— Чего я не видал там, на вашей конфетной фабрике! — фыркнул Лазарь. — Все я там уже повидал!

— Вы работали на конфетной фабрике?!

— Разве мне, образованному человеку, нужно обязательно видеть ваши стабилизаторы своими глазами? Разве я не могу делать выводы? Вот я ничего не видел своими глазами, но я спрашиваю. Маша, — почему твой гений до сих пор на тебе не женился? Какой вывод я должен делать из этого?

Маша Вепренцева, двадцати девяти лет от роду, отличный работник, сдержанный профессионал, мать двоих детей, замечательно управлявшаяся с самим Аркадием Воздвиженским, покраснела как рак.