Книга Седьмое небо, страница 45 – Татьяна Устинова

— У вас потрясающий дед, — сказала Лидия, когда они вошли в лифт. — Просто необыкновенный.

— Совершенно необыкновенный, — согласился Шубин с удовольствием. — Ему восемьдесят шесть лет, он недавно прочитал Лимонова и сказал: “Много вздору пишет!”

Лидия засмеялась:

— У меня тоже была чудная бабушка. Совсем простая. Добрая, умная и совсем простая. Когда она умерла, оказалось, что именно на ней все и держалось. Ее не стало, и родители в тот же год развелись. Мне было восемнадцать лет.

— А мои родители развелись, когда мне было восемнадцать дней. Или около того. — Он улыбнулся. — Мне повезло.

— Повезло?

— Мне не пришлось пережить это, когда я уже был… в сознании и начал что-то понимать. Меня дед вырастил. А мне на Димку всю жизнь было наплевать…

В молчании они дошли до машины.

— Бросьте вы, — осторожно сказала Лидия. — Сколько у вас лет разницы?

— Двадцать, — ответил он злобно. — Двадцать лет у нас разницы. Так что, милая барышня, мне даже придумать нечего в свое оправдание. Пропал бы пацан, если бы не этот хренов маньяк, которого он хотел наказать, и не девушка Лиза, которая мне позвонила. Теперь он эту науку на всю жизнь запомнит, а я всю жизнь буду думать, что было бы, если бы я тогда телефон не включил, который дед выключил…

Лидия посмотрела на него сбоку. Вид у него был удрученный.

— Слушайте, Егор, — вдруг спросила она, — а у вас очки что, совсем без диоптрий?

— Что? — Он изумился до такой степени, что даже засмеялся. — Очки?

— Зачем вам очки? — повторила Лидия. Этот вопрос не давал ей покоя. — Дураку ясно, что зрение у вас стопроцентное. Это я точно знаю как пожизненный очкарик. Так зачем?

— Очки придают мне интеллигентность и стильность, — ответил он и покатился со смеху. — Ясно вам?

Он так хохотал, что Лидия тоже засмеялась. Больше от удивления. Егор Шубин, оказывается, умеет смеяться.

— Когда вы в этих очках, на вас страшно смотреть, не то что с вами разговаривать, — произнесла она скороговоркой. Ночь и только что пережитое создавали иллюзию странной близости. Конечно, утром эта иллюзия исчезнет без следа, но сейчас она была такой реальной, и Лидии показалось, будто она все что угодно может сказать этому человеку, который так ей нравился.

С самого начала нравился.

С того самого момента, когда она выскочила из кустов ему наперерез, а он сказал: “Пресса всегда появляется неожиданно”.

Или даже раньше, когда он так холодно и умопомрачительно вежливо разговаривал с ней по телефону.

— Да, — согласился он, — это у меня получается очень хорошо. Вернее, до последнего времени получалось. Это очень удобно — когда тебя все боятся и никто с тобой не разговаривает просто так.

— Неужели?

— Это экономит массу времени. Впрочем, очевидно, проблем со временем у меня больше не будет.

Лидия промолчала. Это был совсем другой разговор. Проблем со временем у него не будет потому, что она, Лидия Шевелева, лишила его работы.

Она смотрела, как медленно поднимаются вверх гофрированные гаражные ворота.

Может или не может быть, чтобы все содержащееся в тех документах было неправдой? Если может, тогда он должен немедленно подавать на газету в суд и в редакции должно начаться служебное расследование. Если он выиграет дело, редакция принесет свои извинения, возможно, заплатит компенсацию, опубликует опровержение и… И все. На работу Егор Шубин никогда не вернется. Никому не нужен юрист с подмоченной репутацией. Однако он человек, много лет проработавший в опасной близости к такой закрытой, сложной и могущественной персоне, как Тимофей Ильич Кольцов, который вряд ли отпустит на вольные хлеба проштрафившегося юриста.

Как говорил в каком-то фильме Ален Делон, “он слишком много знал…”.

У Лидии вдруг волосы на голове зашевелились, она дернулась в кресле, как будто ее кольнули в бок, и сунула руки в карманы.

— Куда? — спросил Шубин.

— В Архангельский переулок, — ответила она машинально. — Слушайте, Егор, а что вы собираетесь делать?

— В каком смысле?

— Ну… — Она не знала, как это сказать. — Ну теперь, когда у вас… стало так много времени…

— А-а, — протянул он. — Вы решили раскаяться в содеянном?

— Нет, — решительно ответила она. — Просто еще утром я была совершенно уверена, что вы подлец, а сейчас я… ни в чем не уверена!

— Что так? — Его тон не нравился Лидии. Его тон был просто ужасен, но ей не хотелось обращать внимание на тон.

— Мне понравился ваш дед, мне понравился ваш брат, мне понравился ваш друг и то, что вы… сами полезли в этот подвал.

— Я полез в этот подвал сам только потому, что в этой стране я умею делать такие вещи лучше всех. Я, Заяц и еще человек шесть. Причем именно в таком порядке. Ясно? — Он посмотрел так, как смотрел когда-то, будто он был все еще тот Егор Шубин, а она просто навязчивая журналистка. — Так что не выстраивайте никаких героических образов, чтобы потом не разочароваться. Если бы я не умел этого делать, я бы попросил кого-нибудь, кто умеет.

— Вы виделись сегодня… или когда там… вчера с Леонтьевым?

— Виделся, — согласился Шубин. — Он меня выгнал, пригрозил охраной и еще бог знает чем и никаких бумаг мне, конечно, не показал.

— Были не только бумаги, — быстро сказала Лидия. — Была еще кассета.

— Какая кассета?! — изумился он.

— Обыкновенная аудиокассета. Кажется, “Сони”, — ответила она раздраженно. — Мне положили ее в почтовый ящик. На ней была запись вашего телефонного разговора как раз относительно фирмы “Континенталь”. Никакой конкретной информации, но вы несколько раз ее упомянули. И призывали вашего собеседника быть осторожнее.

— Подождите, — изумился Шубин и съехал к обочине. — Я просил кого-то быть осторожнее?!

— Да, да! — подтвердила она, раздражаясь все больше и больше. Ей казалось, что она выдает профессиональные секреты, подставляет Леонтьева, главного и вообще всю свою работу только из-за того, что в пять часов утра она неожиданно поняла, что ей нравится Егор Шубин. — И голос, между прочим, совершенно определенно ваш. Его ни с чьим другим не спутаешь…

— Но в вашей статье не было упоминания о кассете!

— Леонтьев сказал, что пленка — это никакой не документ и ссылаться на нее нельзя. Но она… как бы совершенно убедила нас в том, что документы подлинные.