
Онлайн книга «Радость победы»
— До того, как начала тренироваться у Пресли Фостера, я и понятия не имела, что такое настоящий, тяжелый труд, — кривовато улыбнувшись, сообщила Стиви Джадду. Другие ребята в лагере относились к ней с пренебрежением. Все они начали играть еще до школы и постоянно ездили на сборы. Многие пожертвовали ради тенниса практически всем, в том числе детством. Теннис, теннис и только теннис. В нем и заключалась жизнь. — Мне исполнилось девятнадцать, когда я начала играть всерьез. — Стиви задумчиво смотрела в окно. Мимо пролетали поля, деревья, заправочные станции. Джадд вел машину уверенно и быстро. — Я участвовала в турнире в Саванне — в Джорджии, — когда мне сообщили, что дом моих родителей был разрушен ураганом, и оба они погибли. — Так они погибли во время того самого урагана, что уничтожил половину Далласа? — Да. Почти весь наш район оказался разрушен. Я лежала в мотеле на кровати лицом вниз и плакала. И тут в номер ворвался Пресли и спросил, почему я до сих пор не на корте и не разогреваюсь перед матчем. «— Мои родители погибли. Ты что, всерьез считаешь, что я должна играть сегодня? — Именно так я и считаю, черт побери! Настало время показать, из какого теста ты сделана». Она вышла на корт. И выиграла матч. А после матча полетела в Даллас, чтобы организовать похороны. — Через шесть месяцев после этого, в один далеко не прекрасный день, Пресли вдруг схватился за сердце, не договорив предложение до конца, и умер от сердечного приступа. — Стиви говорила тихо и немного отстраненно. — На следующий день у меня был матч. Очень тяжелый. Я победила. Пресли был бы доволен. Ни ее родители, ни тренер так и не увидели, чего она добилась. Сейчас Стиви считалась одной из самых известных теннисисток. В этом году она уверенно шла к тому, чтобы получить Большой шлем. Тогда она смогла бы доказать отцу: теннис — это не забава богачей. Это требовательный и не терпящий конкуренции кумир, на алтарь которого она сложила все — образование, личную жизнь, семью, возможность иметь детей. Все. И теперь, когда до цели оставалось всего ничего, Стиви просто не могла допустить, чтобы что-то, что угодно, встало у нее на пути. Осознав, что Джадд смотрит на нее во все глаза, Стиви разжала кулаки и попыталась улыбнуться. Скулы ее свело от напряжения. — А как насчет тебя? Ты всегда мечтал стать спортивным журналистом, который вместо чернил использует кровь своих невинных жертв? Макки состроил гримасу отвращения: — О господи, в твоих устах это звучит совсем мерзко. — Ты не раз писал обо мне мерзкие вещи. Должна же я как-то отомстить. — Что ж, думаю, пара-тройка ударов ниже пояса — это справедливо. Может быть, даже приятно. Если умеючи. Стиви решила не обращать внимания на сексуальный подтекст. Она вступила на опасную территорию. Учитывая недавний поцелуй, — и к чему притворяться, чертовски приятный поцелуй, — лучше всего вести себя так, будто ничего не происходит. И поцелуя не было. Джадд Макки был признанным сердцеедом. Жертвой его язвительного пера она становилась не раз. Не хватало еще пасть жертвой его невероятной сексуальной привлекательности. — И все-таки мне интересно, Макки. Почему я? — Стиви развернулась к Джадду и села поудобнее, подвернув под себя ногу. — Почему именно меня ты выбрал мишенью для своих ядовитых стрел? — А тебе не все равно? Все на свете тебя просто обожают. Не наплевать ли тебе, что какой-то жалкий журналистишка пишет о тебе гадости в своей глупой колонке? — Меня это раздражает. — А моих читателей нет. С той самой первой статьи, которую я написал много лет назад… — Я потребовала опровержения. Макки самодовольно улыбнулся: — Я напечатал отрывок из твоего письма, помнишь? Читатели были в полном восторге. Я решил выжать из этого все, что только возможно, и стал намеренно раздувать конфликт между нами. — Зачем? — Способствует продажам. — Но разве я вообще давала тебе повод презирать меня? — Тут дело не в том, что ты сделала или не сделала. Дело в тебе самой. В том… — Ну? — подтолкнула его Стиви. — В том, как ты выглядишь. Стиви недоуменно затихла. Помолчав несколько секунд, она осторожно спросила: — То есть? — Ты хорошенькая. Даже слишком. Мне трудно воспринимать всерьез спортсменку, которая похожа на Барби в теннисном костюме. — Это настоящий шовинизм! — Совершенно верно. — То, как я выгляжу, не имеет ни малейшего отношения к моей игре! — Возможно. Но на то я и шовинист. — Джадд виновато пожал плечами и улыбнулся. — Значит, если бы у меня на кончике носа выросла огромная бородавка, я бы в твоих глазах была более серьезной теннисисткой? — Нам никогда об этом не узнать, правда? Может, и так. По крайней мере, мне бы тогда меньше хотелось писать о тебе гадости, это уж точно. Стиви со сдержанным негодованием уставилась на Джадда. — Все эти годы я ломала себе голову, пытаясь найти ответ на вопрос: чем же я тебя так разозлила? И оказывается, со мной лично это никак не связано! Оказывается, дело в твоем дурацком сексизме и предрассудках! — Ну, ты слишком обобщаешь. Я не питаю никакого предубеждения по отношению к женщинам-спортсменкам. — Только ко мне. Что мне сделать, чтобы ты изменил свое мнение? — Ну, можешь стать уродиной, например. — Или заболеть раком. Джадд свернул на наклонный съезд с автомагистрали и резко затормозил у знака «стоп». — Это еще один удар ниже пояса, Стиви. Но знаешь, я, пожалуй, смогу простить тебя при одном условии. — Интересно, каком? — Скажи мне, ты умеешь готовить? — Готовить? — Ну да. Готовить. На плите, которая в кухне. Типа класть разные продукты в кастрюлю или сковороду и делать их съедобными. — Я умею готовить! — Это хорошо, — подытожил Джадд, переключая передачу и выруливая на другое шоссе. — Но только без соуса, пожалуйста. Терпеть не могу соусы. Разве что сливочный соус к куриной отбивной. Соусы — это для слюнтяев, а я не похож на слюнтяя, верно? — О, ради бога, — взмолилась Стиви, пряча улыбку. Проехав следующий перекресток, Джадд остановился возле заправочной станции, рядом с которой был небольшой магазин. — Пошли, купим кое-что. Примерно через полчаса они свернули на узкую проселочную дорогу. Кроны деревьев, возвышавшихся по обеим ее сторонам, срослись, образуя зеленый свод высоко над головой. Лес был густой и смешанный — лиственные породы соседствовали с высокими, стройными соснами. |