Книга Оставь окно открытым, страница 11 – Софья Прокофьева

Вот оно что! Только теперь я все понял. Я так разозлился, распалился, клянусь Солнышком, в эту минуту я мог бы растопить целый сугроб.

— Слушай меня, старый обманщик, — прошептал я. — Если ты не будешь повиноваться мне, как малый медвежонок, я разрисую тебя с ног до головы черными полосами, словно зебру. Да еще подпалю сразу с хвоста и ушей.

— Ах ты, говорящая муха, — в ярости проскрипел старый Медведь. — Ты еще смеешь мне приказывать, мне, повелителю белой пустыни?!

Ну, знаете ли! Пусть я всего-навсего солнечный луч, каких много… Но обозвать меня какой-то говорящей мухой? Не скрою, никто никогда за всю мою, можно сказать, довольно-таки долгую жизнь так меня не оскорблял.

Я зарылся поглубже в белый мех. Прижался плечами, коленками, локтями к жесткой шерсти. Пых!.. Потянуло паленым. Пошел дымок.

Старый обманщик так и присел на задние лапы.

— Ой-ой-ой! Смилуйся надо мной, дух огня! — в ужасе простонал он. Приказывай, я все выполню, только пощади мою бедную шкуру.

— Так-то лучше, — строго сказал я. — Знаешь, где стойбище оленеводов?

— Старый добрый Мишка все знает, все знает, — жалобно захныкал хитрец. — Это где двуногие с ружьями стерегут таких вкусных четырехногих с рогами.

— Вот и веди меня туда, — обрадовался я и забрался на спину старого обманщика. — И смотри у меня, если вздумаешь схитрить. Одна ухо у тебя уже почернело, а то и всего спалю. Был Мишка — и нету.

А мои друзья, летчик Володя и Сашка-штурман, видно, не на шутку уже промерзли. Сашка-штурман все останавливается, норовит привалиться к сугробу и глаза закрывает.

— Я только одну минуточку посплю… — так жалобно, еле слышно просит он.

А летчик Володя его тормошит, расталкивает, трет щеки снегом, не дает уснуть, Вижу, дело плохо… Тут начал я прыгать на спине у медведя и мигать, то вспыхну, то погасну, и кричать на разные голоса:

— Кто там? Это мы! Вы куда? Мы — сюда!

А Темнотища и Вьюга попробовали было подкупить меня, запугать.

— Дай мне совершить это темное дело, — вкрадчиво прошептала Темнота, — и я отступлюсь от тебя, дам тебе светить сколько захочешь. А то у меня есть еще один, спрятанный про запас Непроглядный мрак. Ты еще с ним незнаком. Я напущу его на тебя. И ты захлебнешься в нем, утонешь.

— Дай я их закручу, заверчу, заморожу… — свистела, укладывая вокруг меня ледяные кольца, Вьюга. — А потом я улечу. Ты знаешь: я ведь не люблю долго кружиться на одном месте…

Но я не сдавался. Я светил из последних силенок, хотя у меня дух захватывало от черного ветра и я едва успевал отталкивать и плавить снежинки, которые впивались в меня со всех сторон.

«Наверно, Темнота хитростью все-таки погубила мое Солнышко, — в тоске подумал я, — и я теперь последний его луч на этой земле. Но если это так, я должен сражаться до конца и светить еще ярче…»

— Смотри, огонек! — услышал я голос летчика Володи. — Слышишь, кто-то зовет! Вставай, Сашок! Обхвати меня за шею. Идем!

— Ну, бреди, старый меховой сундук! — шепнул я на ухо медведю.

Тот потянул носом, недовольно заворочал тяжелой головой.

— У, человечьим жильем пахнет, — прорычал он.

— Разговорчики! — строго прикрикнул я. — Шагай, шагай!

Это была нелегкая работенка, скажу я тебе. Я расталкивал снежинки, светил, кричал сквозь грохот и свист Вьюги.

— Я больше не могу… — услышал я слабый голос Сашки-штурмана. Это бродячий огонек, он нас морочит. Он нам только чудится…

Но тут мой медведь встал, как вкопанный.

— Вот сколько их, вкусных с рогами… — сказал он, жадно принюхиваясь.

Я разглядел в темноте зубчатый лес оленьих рогов.

Почуяв медведя, олени беспокойно шарахнулись, зафыркали.

Откинулся полог круглой яранги, и я увидел свет и человека.

«Ну, вот и все, — устало подумал я, — как бы ни было, но я спас своих друзей…»

— Теперь отпусти меня, дух огня, — вкрадчиво проговорил старый Медведь. — Ведь я сделал все, что ты приказал. Я тебе больше не нужен. Ну, я пошел, да?

— Постой, постой, голубчик. Куда это ты торопишься? — возразил я. Неужели мы так расстанемся, и я ничего-ничегошеньки не подарю тебе память?

И я выжег у него на лбу Солнышко. Не ручаюсь, что оно было очень похоже, но могу утверждать одно: старый обманщик запомнил меня навсегда. Потом я скользнул сквозь узкую щель в ярангу. Мои друзья летчик Володя и Сашка-штурман сидели возле круглого очага и, обжигаясь, пили горячий чай.

Ну, я устроился получше. Мне понравился старый оленевод в меховой одежде. У него были спокойные узкие глаза и темное лицо, загрубевшее от ветра. Он сидел на шкурах не двигаясь и только курил длинную, почерневшую от времени трубку. В этой трубке я и устроился, зарывшись с головой в красный тлеющий табак, и решил, что уже никакая сила меня отсюда не выманит.

Я тихонько посмеивался, слушая рассказ летчика Володи о блуждающем огоньке и таинственных голосах в снежной ночи.

«Останусь-ка я в этой трубке навсегда, — невесело подумал я. — Раз уж больше нет моего Солнышка. Пожалуй, теплее, чем это местечко, мне не найти…» И вдруг откуда-то снаружи донеслись радостные голоса, смех и крики.

«Пусть они кричат, бегают, — устало подумал я, — мы трое, то есть я, прокопченная трубка и старый оленевод, и не подумаем пошевелиться. Эта суета не для нас…» Но тут мой старый оленевод что-то хрипло сказал, тяжело поднялся со шкур и торопливо откинул полог яранги.

И я увидел… нет… этого не описать словами! Край неба посветлел, разгоняя Темноту. Все олени чутко повернули головы в эту сторону. Я увидел оказавшийся из-за бескрайних снежных холмов алый краешек Солнышка, такой добрый и теплый.

Веснушка снисходительно посмотрел на Катю.

— Ну что, признайся, здорово ты окоченела от моего рассказа? Наверно, нос отморозила?

Но Катя ничего не успела ответить. В это время прямо под ее окном унылым голосом замяукал Кот Ангорский.

— Мяу-у… — тянул он, — у-а-ряу!..

Кот Ангорский вскочил на подоконник. Скосил серебряные плоские глаза на Веснушку. Не спуская с Веснушки глаз, стал с силой тереться головой о раму, густо замурлыкал.

— Пошел отсюда! — махнула на него рукой Катя.

Кот Ангорский, не обращая на нее внимания, развалился на солнышке. Выставил грязно-серый живот. Тощий хвост уложил красивым кренделем, Глаза блаженно зажмурил. Замурлыкал с треском.

— Пусть его, — не выдержал Веснушка.

— Надо же, кот и собака у одного хозяина, а совсем ничего общего. Ни чуточки не похожи, — сказала Катя. — Ну, ладно, пускай полежит. Я пойду воду в стакане переменю и нарисую Солнышко. А ты мне поможешь, ладно?