
Онлайн книга «Приключения жёлтого чемоданчика. На старом чердаке»
Сашка прижался к нему грудью. Схватился за него руками, прильнул глазом к щели. Что творилось на тихом Катином дворе! Там стояло, наверно, штук десять машин, если не больше. Бегали пожарные с огнетушителями в руках. С красных машин, дрожа, поднимались серебряные лестницы. Двери дома поминутно распахивались и оттуда выбегали люди, держа в руках разные вещи. Из дома выбежала старушка, прижимая к себе клетку, в которой трепыхалась какая-то птичка. За ней выбежала другая старушка, обнимая руками фикус. «Может, еще не поздно? — в тоске подумал Сашка. — Все дым, огня-то не видно. Может, я успею, схвачу книгу и назад». Сашка, расталкивая людей, стал протискиваться к калитке. Но там, беспощадно перегородив вход длинной рукой, стоял милиционер и никого не пускал во двор. А около него Сашка увидел еще несколько милиционеров. Тут Сашка вспомнил про дыру в заборе. Он вообще-то редко ходил в калитку, он чаще пользовался этой дырой. Вряд ли ее тоже охраняли милиционеры. Сашка бросился назад, опять расталкивая людей, пихаясь локтями. — А, посмотреть не даст!.. — с досадой сказал толстый дядя с портфелем. — То ползает, то бегает… Сашка побежал вдоль забора. Вот она дыра. Двух досок не хватает. Сашка сунул туда голову и увидел синие брюки. Дыру тоже охраняли. Милиционер был высокий-высокий, как башня, и безнадежно строгий. — Дяденька милиционер, — измученно зашептал Сашка. — Пустите меня, а? Мне очень надо. Дяденька милиционер… что вам, жалко? Слезы закипели у Сашки на глазах и потекли по щекам. Он так и замер, глядя снизу вверх на милиционера. — Что ты, что ты… будет тебе… — даже как-то испуганно сказал милиционер и присел на корточки рядом с Сашкой. Сашка тупо удивился. Он никогда не видел, чтобы милиционеры сидели на корточках. — Ты что, тут живешь? — Ага… — вне себя проговорил Сашка. — Ага… — Маму ищешь? — с сочувствием спросил милиционер. Сашка быстро закивал головой. — Иди, поищи, — сказал милиционер. — Да не дрожи так… Никуда твоя мама не денется, тут где-нибудь. Только, слышь, к дому не подходи. Милиционер снизу подхватил Сашку одной рукой и помог ему пролезть через дыру. Сашка встал. Его качало. Он пошел к дому, но нарочно повернул голову в сторону, незаметно убыстряя шаги. Милиционер стоял и неподвижно глядел на него. Сашка проскочил между двумя машинами и вильнул к дому. — Куда? — закричали сзади. В подъезде горько и страшно пахло дымом. Мимо Сашки вниз по лестнице бежали люди. Сашка услышал над головой топот маленьких башмаков по ступенькам. Навстречу Сашке, не видя его, бежала Лелька. Лелька прижимала к груди большую лысую куклу. Одна рука у куклы болталась на нитке. А глаза все время со стуком закрывались и открывались. Лелька пробежала мимо, совсем слепая от слез. Жалость, тоска сдавили Сашке грудь. — Лелька… я так не хочу… — зашептали его губы бессмысленные слова. — Не надо эту куклу… Я не знал… я не буду… Сашка, напрягая последние силы, бросился вверх по лестнице. Вдруг Сашка остановился, и нога его повисла над ступенькой. Потом медленно, потрясенный, он стал пятиться назад. Сверху, под бормотанье, рычанье, повизгиванье, как под звуки какого-то дикого, нестройного оркестра, спускался Симеон Симеонович со всеми своими зверями. «Как его занесло сюда? — мелькнуло в голове у Сашки. — В гости ходил, что ли? И зверей взял?» Вокруг Симеона Симеоновича пышно колыхался густой дым. Все четыре обезьяны обняли его за шею, и казалось, что у Симеона Симеоновича пять голов. В руках он нес медвежонка, да еще подпихивал ногой большую медведицу, которая, переваливаясь, неуклюже спускалась по ступенькам. И тут Сашка просто обомлел. Позади Симеона Симеоновича шла Сашкина мама. Она неловко прижимала к себе коричневого медвежонка. А медвежонок испуганно вырывался и отпихивался короткими, толстыми лапами. Губы у мамы дрожали, она была бледна. — Ничего… — немного задыхаясь, проговорила мама. — Вещи — дело наживное… Как-нибудь проживем… — Как-нибудь, Маша… — с натугой сказал Симеон Симеонович, покачиваясь под тяжестью обезьян. — Потушат, авось все не сгорит… У мамы от дыма слезились глаза. Она старалась вытереть мокрую щеку о плечо и не заметила Сашку. К тому же в это время между ней и Сашкой оказалась большая медведица да еще нога Симеона Симеоновича, подталкивающая медведицу. «Почему у нас все сгорит? — подумал Сашка. — Ведь не наш дом горит…» — Ой! — Сашка повернулся и уперся лбом в холодную пыльную батарею. — Это я тому дяденьке милиционеру наврал, что тут живу. И теперь мы и вправду тут живем. Я же ему только «ага» сказал. От одного «ага» такое вышло. Значит, даже кивнуть головой нельзя. Да что же это? Все хуже и хуже!.. Навстречу ему бежали какие-то люди, что-то крича и кашляя. То чья-то рука, то голова, то круглая каска пожарного высовывались из дыма. Все люди бежали только вниз, вниз, вниз, и только один Сашка бежал вверх. И от этого ему стало совсем страшно. А дым становился все гуще. Он выедал глаза. Жег в груди. — Эй, Степанов, людей больше нет? — закричал снизу чей-то голос. — Проверить по всем квартирам! Сашка зажал нос и рот. Зажмурился. Хватаясь за перила, он подтягивал себя кверху, с трудом преодолевая каждую ступеньку, расталкивая плотный и горячий дым. — Немножко, еще немножко… — вспомнил Сашка, и перед ним проплыло Лелькино лицо с испуганными и сострадающими глазами. Перила кончились. Не открывая глаз, он, как слепой, стал шарить вокруг себя, стараясь нащупать дверь на чердак. Вот она! Доска качается — значит, она. Раскаленный тяжелый дым ударил в лицо. На чердаке творилось что-то невероятное. Там в глубине что-то трещало и ухало. Даже сквозь зажмуренные веки Сашка почувствовал что-то красное, движущееся, огненное. ![]() — Книжки, книжечки! — беспомощно позвал Сашка, будто эти книжки были щенятами и могли сами подбежать к нему. Сашка протиснулся в дверь, уже ничего не чувствуя, кроме невыносимого, палящего жара. Сноп искр ослепил его. Он задыхался. Он не мог не дышать. Но дышать было нечем. Он открыл глаза на мгновение и увидел охваченный огнем сундучок. Увидел остро, четко, ясно освещенную огнем каждую щель. С гудением из него било пламя. Сашка глотнул жгучий, набитый искрами дым. Голова закружилась. Больше нельзя было ни дышать, ни жить… |