Книга Земные радости, страница 139 – Филиппа Грегори

— Значит, теперь у меня есть рисунок сада, а сам сад основан на гобелене, вытканном по рисунку.

— И очень может быть, что в основе того рисунка был сад.

Эстер бросила на Джона быстрый понимающий взгляд темных глаз.

— Самый первый сад? Сад Эдема? Вы представляете его как цветущий луг? А я всегда думала о нем как о французском саде с красивыми дорожками.

Джон наслаждался ощущением интеллектуальной свободы — ему дали возможность обсуждать Библию, которую дома следовало принимать как абсолютную истину и читать с благоговением без всякой критики.

— И наверняка там был фруктовый сад, — заметил он. — По меньшей мере две яблони.

— Две?

— Для опыления. Иначе самому дьяволу не удалось бы получить с них фрукт для искушения бедолаги Адама!

— Я слышала, ученые теперь считают, что Адам съел не яблоко, а персик.

— В самом деле?

У Джона появилось тревожащее ощущение, что мир вокруг него покачнулся и вышел за пределы его легкомысленного скептицизма.

— Но в Библии говорится — яблоко.

— Наша Библия переведена с греческого, а тот вариант, в свою очередь, переведен с иврита. При переводах ошибки неизбежны.

— Мой сын сказал бы… — Традескант помолчал, он больше не был уверен в том, что сказал бы Джей. — Верующий сказал бы, что в Библии не может быть ошибок. Это слово явил Господь, значит, оно безупречно.

Эстер беззаботно кивнула.

— Верующий человек просто верит. А человек, задающий вопросы, будет задавать вопросы.

Джон посмотрел на нее с сомнением.

— А вы — женщина, которая задает вопросы?

Она улыбнулась ему, внезапная улыбка осветила ее лицо и вдруг превратила в хорошенькую молодую женщину.

— Голова дана мне для самостоятельных мыслей. А вот возвышенных принципов в ней нет.

Ее дядя был шокирован.

— Эстер! — Он повернулся к Джону. — На самом деле она себя недооценивает. Она юная женщина с твердыми нравами.

— Не сомневаюсь…

Эстер покачала головой.

— Я более чем приличная, и мой дядя имеет в виду именно это. Но я люблю поболтать об убеждениях и политическом устройстве.

— Складывается ощущение, что вы скептик.

— Я стараюсь думать независимо, но никогда не пренебрегаю условностями, — объяснила Эстер. — В мире всем нам приходится трудно, но особенно женщинам. Я пытаюсь никого не оскорблять и забочусь о собственной карьере.

— Карьере художника? — уточнил Джон.

Она снова улыбнулась ему открытой искренней улыбкой.

— В данный момент и художника, и женщины. Я бы очень хотела удачно выйти замуж, заботиться о своей семье и содействовать дальнейшему процветанию мужа.

Джон, привыкший к высокоморальному облику Джейн, разрывался между шоком от откровенности Эстер и ощущением свободы от ее честности.

— И больше ничего?

Девушка пожала плечами.

— Но это самое главное.

Ее дядя постарался перевести беседу в более безопасное русло.

— А уж рисовать она умеет, это точно, — вмешался он. — Полагаю, я использую эскизы вашего цветущего луга, сделанные Эстер, как фон для каких-нибудь картин на стенах покоев королевы.

— Я подготовлю наброски, — пообещала Эстер, вспыхнув от удовольствия.

— А вы можете сделать рисунки цветущих тюльпанов? — осведомился Джон. — У королевы сейчас стоят тюльпаны, они только что расцвели, мне хотелось бы получить рисунок и показать потом сыну. Он их выбирал, покупал и сажал. Ему было бы интересно посмотреть, что получилось из луковиц. Видите ли, нам пришлось пережить большие разочарования с тюльпанами…

— Деньги? — проницательно спросила Эстер. — Вы попали в тюльпановый крах?

Традескант кивнул.

— Но я хочу, чтобы он знал: тюльпаны все равно прекрасны, хотя и перестали быть прибыльными.

— С удовольствием порисую, — согласилась Эстер. — Мне никогда не доводилось видеть сразу много цветущих тюльпанов. Но конечно, я знакома с голландскими изображениями тюльпанов.

— Приходите ко мне сегодня вечером, — предложил Джон. — Мой дом по соседству с домиком шелковичных червей. Я принесу тюльпаны.

Прощаясь, Эстер не присела в реверансе, вместо этого она наклонила голову, как мальчик. Ее походка тоже была мальчишеской — уверенной и небрежной.

— Ничего, если она зайдет? — обратился Джон к де Крицу, вспомнив вдруг о необходимости соблюдать приличия. — Я как-то совсем забыл, что общаюсь с молодой женщиной. Мне казалось, что я беседую с юным рисовальщиком.

— Если бы она была мальчишкой, я взял бы ее в ученики, — усмехнулся ее дядя, глядя вслед племяннице. — Она может навестить вас, господин Традескант. Но мне приходится охранять ее при дворе, что ужасно досаждает. Некоторые из присутствующих здесь джентльменов весь день пишут сонеты королеве, а по ночам таскаются, как блудливые коты.

— У меня дома внучка, очень похожая на Эстер, — сообщил Джон. — Хочет стать королевским садовником. Она мне тут заявила, что придется ей выйти замуж за садовника, если это единственный способ осуществить мечту.

— А что говорит ее мать?

— Теперь у нее нет матери. Чума.

Художник кивнул, выражая сочувствие.

— Девочке тяжело расти без матери. Кто присматривает за ней?

— У нас кухарка, она живет в доме уже много лет, — ответил Джон. — Ну и горничные. Когда мой сын вернется из Виргинии, ему придется снова жениться. У меня ведь еще и внук. Их нельзя оставить на попечение слуг.

Де Криц задумчиво посмотрел на садовника и как бы между прочим заметил:

— У Эстер хорошее приданое. Родители оставили ей двести фунтов.

— Да? — отозвался Джон, вспоминая откровенный кивок головы и уверенную походку Эстер. — В самом деле?

Эстер Покс сидела за столом в маленькой гостиной Традесканта и, щурясь от света свечей и последних лучей вечернего солнца, делала набросок вазы с тюльпанами, взятой из покоев королевы.

— Как-то раз дядя принес книги о тюльпанах, чтобы скопировать картинки, — сказала она. — Цветы были нарисованы вместе с луковицами и корнями.

— Но сейчас вам не нужно рисовать луковицу, — торопливо произнес Джон. — Их нельзя беспокоить. С божьей помощью они там под землей разрастаются, скоро у меня будет два или три тюльпана там, где раньше был один.

— А что вы делаете с лишними тюльпанами? — полюбопытствовала Эстер.

Она оторвала глаза от цветка и посмотрела на лист бумаги. Джон наблюдал за ней; ему нравился ее прямой пытливый взгляд.