Онлайн книга «Золотые костры»
— Роман не сказал, когда точно нашли тела. Так что это всего лишь теория, — покачал я головой. — Даже мой проломленный висок чует, что она верна. Это похоже на тупой анекдот: собрались как-то вместе страж, законник и клирик… — Умоляю, избавь меня от кабацких шуточек! — Как хочешь. Но я буду ее придерживаться. Что Ганс не поделил с Орденом? Остается понять причину ссоры. Я приложил ладонь козырьком, рассматривая открывающуюся впереди дорогу: — Тысячи причин. И ни одной. Я шел вдоль Юрденмейда, лежащего на двести ярдов ниже тропы. Он спускался со склона Монте-Розы и огромной серо-белой тушей полз по ложбине, которую пропахал своим телом в базальте — в долинах превращаясь в бирюзовые речные потоки. Ледник был ребристый, с множеством трещин, в некоторых мерцала синяя талая вода. Стоило облакам закрыть солнце, как лед становился серым и казался грязным, шершавым и очень неприветливым. Но едва яркие лучи касались его, оживал, вспыхивал ярко-голубым и блестел ослепительно-белым. Порой он стонал, и раздавался приглушенный расстоянием звук, словно ломается сухая ветка, — это появлялись новые трещины. Кое-где лед провалился, и из темной бездны торчали лишь сине-голубые неровные колонны, каждая высотой в тридцать ярдов. Пугало косилось на ледник с интересом, а затем спрыгнуло со склона вниз. — Что оно там забыло? — спросил Проповедник, впрочем не ожидая от меня ответа. — Провалится в трещину, не выберется. Они небось достают до самого ада. — Не думаю, иначе здесь бы все растаяло, — усмехнулся я. — Но пропасть в них можно с легкостью. Иногда в расселинах находят замерзших людей, живших задолго до Христа. А в Кантонских землях, как я слышал, два года назад ледник выплюнул нескольких воинов императора Константина со штандартом их легиона. — Дьявольская шутка все это. Кому охота лежать тысячу лет во льду, чтобы его потом отыскал какой-нибудь кретин вроде Пугала и ткнул палкой? — Он покрутил плешивой головой. — А где монастырь? — На четыреста ярдов выше. Вон за тем уступом, где ледник делает поворот и спускается в долину. — А Горрграт? — Прямо перед тобой. — Я указал в нужном направлении. Он минуту мрачно молчал, затем умоляюще произнес: — Скажи, что ты пошутил. — Увы. Это не шутка. Отсюда сжатый двумя горами перевал был как на ладони. Серповидная вырезка, буква V, по краям которой спускалось два ледовых поля. Он находился на тысячу ярдов выше нас и казался таким же неприступным, как и тень Монте-Розы, укрывающая его. — И как ты намерен туда взобраться? Отрастишь крылья? — Проповедник даже посмотрел мне за спину, на тот случай если я вдруг прячу их под курткой. — Это старая дорога. Она начиналась от монастыря. — Старая дорога? Часть пути придется преодолеть по леднику. — Да. Надо будет пересечь долину по Юрденмейду. А дальше во-о-он по той каменистой тропинке. Видишь ее? — Прекрасно вижу, — ядовито сказал он мне. — Как и ледяную шапку, нависающую над дорогой. Она размером с деревню, и если рухнет на голову, то от тебя не останется даже костей. Я пожал плечами: — Когда-нибудь она, конечно, упадет. Но необязательно это должно произойти в тот момент, когда рядом окажется моя голова. Меня гораздо больше беспокоит поход по леднику и скрытые трещины. Он все время движется, и дорога постоянно меняется. Я поговорю с монахами, у них должен быть на примете надежный путь. Старый пеликан откашлялся: — Одно радует в твоем безумном предприятии. Я не смогу умереть второй раз. Так и быть, скажу твоей ведьме, где ты помер. Я рассмеялся: — Очень любезно с твоей стороны, Проповедник, но не надо торопить события. Была середина дня, солнце пекло, я даже снял куртку, несмотря на высоту, и совсем было пригрелся, как ветер сменился и подул с ледника. Разом пропали все иллюзии о том, где я нахожусь, — холодное дыхание вершин пробирало до костей. Оставалось лишь порадоваться, что к ночи я уже доберусь до монастыря. Начался подъем, и я сосредоточился на нем, останавливаясь через каждые двадцать шагов. Ломило виски, немного немели пальцы — первые признаки того, что к этой высоте я пока не привык. По правую руку от меня, величественный в своей неприступности, высился Зуб Холода, слева лежали зеленые долины. А прямо передо мной тянулся клыкастый центральный хребет Хрустальных гор, жемчужиной которого была Монте-Роза. У ее подножия, рождаясь из ползущего со склона ледопада, [2] начинался Юрденмейд. Монастырь каликвецев, сложенный из серого камня, выглядел несокрушимой крепостью, которая стояла возле самого ледника. — Теперь остался лишь небольшой спуск, затем по берегу вон того озера, поворот за эту гряду, и мы на месте. — И слава богу, — откликнулся Проповедник. В приподнятом расположении духа мы дошли до идеально круглого озера. Сквозь прозрачную воду было видно множество длинных пожелтевших водорослей, колышущихся на мелководье. На берегу сидела компания скирров — одноглазых подземных жителей в мешковатых одеждах из козлиных шкур. Увидев меня, они перестали громко браниться и плевать в воду. Один пихнул другого локтем, шепнул что-то на ухо. — Эй, гладкокожий! — крикнул тот. — Порох есть? Продай! Он встал на ноги, оказавшись на три головы ниже меня, протянул руку с четырьмя длинными пятисуставчатыми пальцами, и я увидел, что у него на ладони тускло поблескивает слиток золота приличного размера. — У меня нет пороха. — Тьфу ты! — сплюнул крайний скирр. — Говорил же вам, что не помощник он! — Ну, тогда арбалет продай. — Предводитель убрал слиток за пазуху и выудил другой, поменьше. — Вам зачем? — Тебе-то какое дело, гладкокожий?! — подскочил тот, что плевался, но его сосед отвесил влезшему в разговор такой подзатыльник, что Плевун едва не рухнул в воду. — Мальца у нас топлун утянул, — между тем продолжил Переговорщик. — На самое дно. Сетей нет, а камнями что кидай, что не кидай… Не прикончим. Продай арбалет, гладкокожий. Хорошую цену даю. Монахи-то иным существам не помогут, они ж важные слишком, хотя враз бы могли осушить озерцо своим волшебством. — Эта тварь уже третьего нашего ребятенка укокошила! — поддержал собрата Подзатыльник. — Хватит уже жрать. Ну хочешь, мы тебе еще золота дадим? Или камней каких? Продай арбалет, Христом Богом прошу. Услышав последние слова, Проповедник поперхнулся, закашлялся и перекрестился. |