
Онлайн книга «Глубокоуважаемый микроб»
Кузнечик оттолкнул Удалова и сделал шаг вперед. – Прошу немедленно провести меня к Его Необозримости, – потребовал он. – Имею секретное донесение. Неопрятный толстяк удивился, приподнял брови и замер, словно прислушиваясь. – Нет, – сказал он после паузы. – Сначала разглядим Удалова. Здравствуйте, Удалов. – Здравствуйте, – кивнул Корнелий. – Я весь на виду. – Где мое уменьшительное стекло? – спросил толстяк. Никто не смог ему помочь. Толстяк принялся копаться в складках своей широкой мятой одежды, наконец вытащил откуда-то стекло, приставил его к глазу, отчего глаз несказанно увеличился, и уставился на Удалова. Он рассматривал делегата с Земли минуты две. Удалову даже надоело стоять, и он переступил с ноги на ногу. – Не производит впечатления, – произнес толстяк разочарованно. – Накормите их и приготовьте к церемонии. Солдат отвел пленников в столовую. Столовая была недалеко, за перегородкой из ящиков и чемоданов, оплетенных диким виноградом. Стены ее были покрыты коричневой краской, пол заплеван, окна запылены, сквозь трещины в полу пробивалась трава. Кухни при столовой не было. Только стойка, на которой лежали груды мятых лепестков роз и букетики гиацинтов. Повар с помощником рубили лепестки широкими ножами, а мальчишки на побегушках перемалывали гиацинты в мясорубках. Удалов подумал, что цветочные запахи ему начали понемногу надоедать. Очень захотелось селедки. Народу в столовой было немного. Ели одно и то же – салат из рубленых лепестков, на второе – кашу из провернутых лепестков. Ели быстро, скучно, равнодушно, хотя порой из уст вырывались удовлетворенные возгласы. Солдат подтолкнул пленников к стойке, где повар шлепнул им в тарелки по горсти салата, а мальчишки на побегушках положили на блюдца по ложке цветочной кашки. Взяв свои порции, пленники отыскали свободные места за длинным столом. Могильщик принюхался к пище и сказал: – Как у нас на кладбище! – Вы тоже так едите? – удивился Удалов. – Нет, только нюхаем, а венки потом выкидываем. Удалов покачал головой, внутренне осуждая черный юмор, а потом посмотрел на соседа по столу. Им оказался небритый молодой человек с тупым взглядом, в пиджаке задом наперед. Ел он размеренно и тихонько ухал. Напротив Удалова питалась старуха в скатерти, накинутой на плечи. Удалов протер грязную ложку носовым платком, зачерпнул салата и осторожно поднес ко рту. Как он и опасался, салат из лепестков оказался горьковатым. – Нет, – вздохнул Удалов. – Так не пойдет. Хоть бы подсахарили. – Не нравится? – враждебно спросила старуха в скатерти. – Вы только посмотрите – ему нектар не нравится. – А вам нравится? – удивился Удалов. – Вздор! – рявкнула старуха. – Всем нравится. – Я не спорю, – смутился Удалов. – Красиво, элегантно, пахнет приятно. Но ведь это чтобы нюхать, а не чтобы жевать. – А эфирные масла? – строго напомнил молодой человек в пиджаке. – Эфирные масла для одеколона и бабочек, – не согласился Удалов. – Хотя с чужими обычаями спорить не буду. – Странно, – не успокаивалась старуха. – Господам нравится, а ему, видите ли, не нравится. Так что же тебе, любезный, подавать прикажешь? – Хлебушка бы, – признался Удалов. – Он хочет хлеба! – воскликнула старуха, не двигая губами. – Мерзавец! Но при этом глаза старой женщины увлажнились, а молодой человек так шумно и судорожно проглотил слюну, что Удалову стало ясно – от хлеба они бы не отказались. Наступила тишина. Будто кто-то невидимый, но властный приказал всем замолчать. И тут же люди, словно забыв о еде, стали подниматься со своих мест, выстраиваться в колонну по два и пустились по залу, скандируя, сначала робко и разрозненно, а потом все громче и горячее: – Да здравствует цветочный салат! Да славятся эфирные масла! Долой хлеб и ненавистные эскалопы! – Долой! – катилось по залу. Звенела посуда. Повара, помощники поваров и мальчишки на побегушках аплодировали и кричали оскорбления в адрес белков и углеводов. Правда, губы у всех двигались невпопад. Приплясывая, охваченные энтузиазмом, люди продвигались к дверям и исчезали. Наконец последний из них покинул столовую, и остались лишь обслуживающий персонал, солдат и пленники. Солдат как ни в чем не бывало продолжал уплетать цветочную кашу. Кузнечик презрительно поглядел на него и сказал: – Они себя заживо губят. – Исхудали, – согласился с ним могильщик. – Готовый материал для меня. Не планета, а золотые прииски. – Если вы их переживете на этой диете, – заметил Удалов. – Не переживет, – криво усмехнулся кузнечик. – Всех вас психически уничтожат. – А тебя? – Меня нет. Я подлец, а законченные подлецы дефицитны. Я иногда сам себе поражаюсь. Феноменальная атрофия совести: всех готов продать. – Удалов, – проговорил могильщик, – надо было нам его ликвидировать на корабле. Похоронили бы давно, и никаких забот. – Вот видишь, Тори, – сказал Удалов. – Могильщик, может быть, и прав. А если еще не поздно? – Поздно, – хихикнул кузнечик, показав выпуклыми глазками на солдата. Солдат вылизал тарелку, потом понюхал ее, подобрал упавший на стол лепесток, встал, подошел к пленникам и сказал: – Пора, потенциальные! Следующий час пленники провели в бывшей комнате матери и ребенка, переделанной в изолятор с помощью решеток на окнах. В изоляторе было пыльно и зябко. Здесь хранились мешки с цветочными семенами. Могильщик храбрился и говорил, что профессионально наслаждается в атмосфере кладбищенского склепа. Удалов быстро ходил, перешагивая через детские стульчики и ломаные игрушки. Вдруг кузнечик воскликнул: – Ты плохой товарищ, Удалов! Ты эгоист. – Почему? – удивился Корнелий. – Коробочка со скорпиончиком где? В кармане? – Я совсем забыл. Прости, – сказал Удалов. Он вынул из кармана скорпиончика. Скорпиончик принюхался к холодному воздуху и тут же создал вокруг нормальную атмосферу. В изоляторе потеплело, запахло розами, и узники сбились в кучу, чтобы на всех хватило тепла. – Странная планета, – сказал Удалов, когда согрелся. – Глаза у всех пустые, едят цветочки, говорят, что хлеба им не нужно, эскалопы, говорят, долой, и вообще вид неопрятный. – Это объяснимо, – ответил кузнечик. – Весь цивилизованный мир бьется над тайной планеты Кэ, все считают их больными загадочной болезнью. А дело просто – планета попала в плен. – Так что же ты раньше не сказал? Давно бы уж меры приняли. |