
Онлайн книга «Любимец [= Спонсоры ]»
– Обязательно убежим! Только погодим. У меня тут дела есть. – Дела? – А что, разве у человека не бывает дел? – Они за мной придут! – Пускай приходят, – сказала Ирка равнодушно. – Да не суетись ты, как господская собачонка. Важно не когда приходят, а кто приходит. Подумай ты, голова садовая, зачем мадамке тебя спонсорам сдавать. Она что-нибудь лучше придумает. – Они ее не будут допрашивать? – Ты жизни не знаешь. И уж Машкиной жизни тем более. Транспортер поехал вновь, выплевывая трупы гусениц, и я был вынужден включиться в работу. Человек ко всему привыкает. К жизни на кондитерской фабрике тоже можно привыкнуть. К концу смены я уже не валился с ног от усталости, а сохранил в себе достаточно сил, чтобы пойти по фабричным дворам и закоулкам, разыскивая место, где можно убежать. За фабричными корпусами тянулась изгородь из колючей проволоки. За ней были бетонные корпуса, низкие, приземистые; там таились инкубаторы и теплицы, где из яиц выводили гусениц, а потом подземными коридорами подросших насекомых перевозили к нам в цех, на убой, оттуда – на разделку и переработку. Фабрика у нас была не маленькая! Я пошел вдоль изгороди. Все здесь было пропитано застарелым запахом падали. Изгородь кончалась у ворот. По ту сторону шел красный кирпичный забор. Он был старый, кое-где верхние кирпичи выпали, и если бы отыскать лестницу или хотя бы большой ящик, то можно будет перелезть через забор. Я не задумывался над тем, что я буду делать, когда убегу с фабрики, – я находился но власти страха. Мне казалось, что спонсоры вот-вот вернутся, чтобы забрать меня с собой или пристрелить на месте. Рассуждая так и крутя головой в поисках лестницы, я зашел в узкий проход между забором и складом и тут услышал впереди голоса. Я остановился. – Ты с ней поговорил? – произнес женский голос. Собеседники были отделены от меня высокой кучей ржавого металлолома. – Она согласна отправить его к Маркизе. А что ты ей обещала? – Мое дело. – Она не обманет? – Я ей достаточно пообещала. Тут я узнал голос Ирки. Конечно, это голос Ирки! Я не узнал его сразу только потому, что слова, произнесенные этим голосом, не могли принадлежать жалкой бродяжке. Это были слова уверенной в себе особы. А кто же второй? Я подошел поближе и постарался заглянуть в щель между грудой железа и кирпичной стеной. Мужчина стоял ко мне спиной. В руке у него был хлыст, и он постукивал им себя по ноге. Хлысты есть у надсмотрщиков и Лысого. Нет, это был не Лысый. Для Лысого он слишком худ и мал ростом. – Надо спешить, – сказала Ирка. Я мог хорошо разглядеть ее, Ирка была серьезна. Она не стояла на месте, а медленно ходила, как зверь, загнанный в клетку, – два шага вправо, два шага влево. – Завтра утром, – сказал мужчина с хлыстом. Он оглянулся и я узнал Хенрика – нашего надсмотрщика. – Кто его повезет? – спросила Ирка. – Лысый. Кто же еще? – А нельзя, чтобы ты? – Нет, мадамка не согласится. Она только Лысому доверяет. – Тут уж ничего не поделаешь. Мы не можем мадамке приказывать. Просить можем, а приказывать – нет. Они говорят обо мне! Как же я сразу не догадался! Они договорились с Машкой-мадамкой, чтобы меня отсюда увезти. Великое облегчение и благодарность к Ирке и Хенрику охватили меня. И мне вовсе не было страшно, что везти меня к новому месту жительства должен был Лысый. Как-нибудь справимся… К Хенрику и Ирке спешил по проходу громоздкий мужчина, в котором я узнал одного из мужиков, добивавших гусениц. – Ну сколько тебя ждать! – накинулся на него Хенрик. Они сразу забыли обо мне. – Все в порядке. – Мужик тяжело дышал, будто бежал издалека. – Говори. – Ящики разгружали у первого блока. Сначала хорошо считали, а потом господа спонсоры ушли обедать… – Короче, где ящик? – Жан тащит. В дальнем конце прохода появился второй мужик, который прижимал к животу большой плоский ящик. Хенрик пошел к нему навстречу. – Тебя никто не видел? – Вроде не видел. – Они считать не будут? – Чего считать, мы их сами складывали. Где деньги? – Ирка, отдай ему, – сказал Хенрик. Ирка протянула первому мужику заранее отсчитанную и стянутую резинкой пачку денег. – Считать не надо, – сказала она. И тут я совершил глупый поступок. Желая получше видеть, я неловко оперся о ржавую трубу и вся куча железа начала угрожающе крениться. – Беги! – закричал Хенрик. Я пытался за что-нибудь зацепиться, удержаться и, конечно же, лишь делал себе хуже – мне казалось, что я лечу с горы в лавине, состоящей из гвоздей и гирь… Сколько это продолжалось, не знаю, но закончилось мое падение на земле. Я не двигался, стараясь сообразить, что у меня сломано. Потом я осторожно пошевелил правой рукой, в кулаке у меня было зажато что-то острое. Я приоткрыл глаза и увидел, что, как букет цветов, сжимаю пук колючей проволоки. Я хотел было продолжать осмотр своих ран, но тут услышал голос: – И как, нам нравится лежать? Я испугался и постарался сесть. Сел я на железный костыль, подскочил и с жуткой болью, исцарапанный и сочащийся кровью, вырвался из ржавого плена. Оказалось, что я стою перед надсмотрщиком Хенриком. Узколицый, почти лысый, с короткими усами и бородкой, он раскачивался на ступнях – вперед-назад, постукивая себя по штанине хлыстом. – Простите, – сказал я. – Я нечаянно. – Врешь, – спокойно возразил Хенрик. – Подслушивал. А ну, к стенке! – Больно, – пожаловался я. – Не послушаешься – будет больнее. Я отступил к стене. – И что же ты услышал? – Ничего! Глаза Хенрика, маленькие, светлые и настойчивые, буквально пронзали меня. Я боялся сознаться. – А что видел? – спросил Хенрик. – Я случайно здесь шел, – заныл я. Из собственного опыта я знал, что перед спонсором или сильным любимцем надо показать себя слабым, несчастным, совершенно безвредным. – Я случайно шел… – Зачем? Здесь никто не ходит. – Я шел… потому что я хотел убежать! – Ты хотел убежать? Не отходи от стены! Ты куда хотел убежать? – Через забор. |