Книга Любимец [= Спонсоры ], страница 58 – Кир Булычев

Я огляделся. Далеко сзади появился квадрат света – в нем обозначился силуэт спонсора Сийнико, который потопал к генетикам – как всегда, вечером он проверяет, что они сделали за день. Поэтому-то лаборатория так велика – она построена по масштабу спонсоров, чтобы проверяющий всегда мог нагрянуть и проверить, чем занимаются там люди.

Вспыхнули прожектора на вышках вокруг питомника – они зажигались автоматически, когда темнело. Я знал, что на вышках дежурят милиционеры. И вдруг со злорадством подумал: ведь и вас, голубчики, ликвидируют. И, может, раньше других. Вспомните стадион. Тот, где я убил спонсора…

Честное слово, я не жестокое существо и даже никогда не таскал кошек за хвосты. Я столько лет прожил в покорном мире, которым правили спонсоры, не подозревая, что они вовсе не благодетели, а грабители и убийцы! Но даже когда я увидел правду, во мне не возникло желание убивать. Ну как можно убить просвещенного и разумного господина Сийнико, который, многим рискуя, скрывает меня в питомнике!

Мне стало холодно. Я пошел к себе в бокс. Мои больные, которым стало лучше, они днем уже вылезали погреться на солнышке, сидели, накрывшись одним одеялом, и что-то пели. При виде меня они смутились и замолчали. Я знал, что петь запрещено, но сказал:

– Вы пойте, не обращайте на меня внимания.

Но они уже не стали петь.

Я сказал им, что мне не холодно, и уселся рядом с ними. Странное счастливое чувство, овладевшее мною на улице, так и не покинуло меня. И я с умилением глядел на мой госпиталь. Вот Арсений, подводный мальчик, кареглазый, всегда веселый, он привязался ко мне, как к старшему брату, и я видел, как он оскалился, когда мне что-то стала выговаривать госпожа Фуйке. Рядом с ним, сложившись втрое или вчетверо, сидит Леонора – невероятно длинная девица, основное качество которой – стеснительность. Она стесняется своего роста, своей худобы, своих глаз, своих рук, она стесняется жить на свете. Иногда малыши дразнят ее, она терпит. Ее жизнь – наказание, и я не думаю, что она протянет здесь долго, если ее не отправят в баскетбольную команду, где вокруг нее будут такие же жерди. Третье существо – самое милое и самое изуродованное из троих – Маруся-птичка. Ее изготовляли по спецзаказу какой-то знатной семьи, у которой раньше жил попугай. Поэтому голову Маруси покрывают не волосы, а белые перья, а тельце покрыто пухом. Есть у Маруси и крылышки – но они маленькие, и она не умеет летать.

– Скоро будет лето? – спросила Маруся.

– Через месяц, – сказал я.

– Скорей бы прошел этот проклятый месяц, – сказала Маруся.

Несмотря на то, что ей всего четыре года, Маруся – умница и порой выдает многозначительные и не совсем понятные для окружающих сентенции.

Еще на прошлой неделе, когда все трое лежали у меня в жару, кашляя и чихая, я обещал им, что как только наступит лето, я уговорю спонсоршу Фуйке отпустить нас в лес. Мы пойдем далеко-далеко и будем собирать цветы и ягоды. Теперь мои подопечные жили ожиданием праздника. Я смотрел на них с радостью и не видел их уродства. И в то же время я знал, что они обречены быть игрушками существ, не имеющих ни права, ни совести калечить людей. И самое ужасное то, что они калечат и убивают не от злости, не от садизма натуры, а потому, что так положено, так выгодно, так удобно. Подобно тому, как мы, люди, выводили породы собак… Недавно я разговаривал с Людмилой, с которой мы постепенно сблизились и стали доверять друг другу, и спросил ее, насколько в силах современная биотехника вернуть малышей в нормальное состояние. Людмила развела руками и ответила, что шансов очень мало. Для того, чтобы заложить в клетки определенные изменения, достаточно земных лабораторий. Но переменить облик и внутреннее строение существ, уже созданных и выросших… для этого нужна технология, о которой мы не можем мечтать. А спонсоры? – спросил я. Вряд ли, – сказала Людмила. Спонсоры используют чужие достижения – и не только земные.

Ничего, сказал я сам себе, мы выгоним этих спонсоров, и тогда починим вас, ребятишки.

Именно тот момент я могу воссоздать в памяти: и тишину в боксе, и дыхание детей, и собственное состояние. Тогда я и понял, что в моей жизни есть цель – выгнать с Земли этих спонсоров. Потому что если я этого не сделаю, они постепенно уничтожат всех людей, а если даже не уничтожат, то превратят в любимцев и рабов.

Я не знал, как это сделать. Но я был уверен, что судьба выбрала для этой цели именно меня. Я был уверен по оговоркам и намекам спонсоров, что на Земле уже возникали восстания и заговоры против спонсоров. Но все они проваливались по двум причинам: или спонсоры успевали задушить восстание, или находился предатель. Второе случалось куда чаще – за столетие господства братьев по разуму люди научились продаваться и блаженно существовать, как свиньи на бойне – их сейчас поведут резать, а они спешат насытиться или свести счеты. Мы счастливые свиньи на счастливой бойне!

Дверь чуть приоткрылась, и я услышал голос:

– Тим.

– Кто там? – Я вскочил.

– Выйди сюда.

Ребятишки обеспокоенно вертели головами, перешептывались.

Я вышел в коридор.

Там, еле освещенная единственной тусклой лампочкой, стояла Людмила.

Она потянула меня за руку, в глубь коридора, к затянутому решеткой окну.

– Тим, я так боюсь, – прошептала она.

– Говори.

– Спонсор Сийнико приходил к нам. Он разговаривал с Автандилом и профессором. Меня выгнали из лаборатории. Мне это не понравилось, и я стала подслушивать. Я не все слышала, но они говорили о тебе.

– И что? – Я старался выглядеть обыкновенно – мало ли зачем они говорят обо мне.

– Спонсор хочет тебя убить.

– Как же?

– Они тебя отравят, они тебя отравят так, чтобы все думали, что это случайно, потому что наш спонсор – гуманист. Он будет ни при чем.

– Спасибо, Людмила, – сказал я. – Но, наверное, ты немного преувеличиваешь. Зачем спонсору меня убивать?

– Значит, ты ему мешаешь. Я тебе должна сказать, что уже был один случай. Почему-то спонсору не понравился доктор Герц. Он стал непокорным, он хотел уйти из лаборатории. А потом доктора нашли мертвым. И сказали, что он объелся ядовитых грибов.

– Я не буду есть грибов, – сказал я и взял Людмилу за руку. – Я тебе обещаю.

– Они могут придумать что-нибудь еще.

– Я буду осторожен.

– Ты не представляешь, какие они хитрые!

Людмила была расстроена, ей казалось, что я не понимаю грозящей мне опасности. Но я понимал.

– Иди, – сказал я ей, – иди, пока тебя не заметили. Завтра поговорим.

– Но они могут прийти к тебе уже этой ночью.

– Пускай приходят.

Я проводил Людмилу до двери – она скользнула вдоль стены. Я надеялся, что ее никто не заметил.

Теперь мне следовало подумать.