Книга Томминокеры, страница 49 – Стивен Кинг

— В «Дейли Ньюс» есть парень, Давид Брайт, который написал об этом Смите большую заметку, — говорил бармен.

Ив нашел Брайта и попросил о встрече. Он не собирался рассказывать ему всю историю, сказал только, что хотел бы поделиться услышанной им сказкой, в которой кое-чего не понимает.

Брайт, похоже, заинтересовался. Более того, его голос внушал доверие. Он спросил, когда Ив хотел бы встретиться с ним, и тот предложил не откладывать и сделать это в тот же вечер.

Он так готовился к этой встрече, так боялся, что Брайт не поверит ему! И, кажется, так и произошло. Когда Ив замолчал, Брайт, не глядя на него, покусывал карандаш. У него были добрые глаза, но он явно считал, что Ив немного не в себе.

— Мистер Хиллмен, все это очень интересно, но…

— Ладно, пустяки, — Ив встал и резко оттолкнул от себя стул на котором сидел. Он устал что-либо доказывать; все равно этот парень не поверит, даже не стоит и пытаться. — Неважно; да и поздно уже. Думаю, вы спешите домой, к семье.

— Мистер Хиллмен, если бы вы встали на мое место, вы бы поняли, что…

— Я могу встать на ваше место. Вначале это было и мое место. Прошу простить меня, мистер Брайт, но я устал, и если вы не возражаете… Жаль, что отнял у вас время.

Он быстрым шагом вышел из кафе, где они встретились, и направился в сторону госпиталя. Нет, больше он не будет пытаться рассказывать людям о том, что произошло в Хейвене! Он стар, и ему все равно никто не поверит.

Да и кому это нужно?

Он пребывал в этом настроении пятьдесят шесть часов, пока ему на глаза не попалась заметка в газете. Исчезли двое полицейских. Расследование этого происшествия возглавляет офицер по фамилии Дуган. Ив вспомнил, что Дуган был хорошо знаком с Руфью Мак-Косленд. Слишком со многими она была хорошо знакома, черт побери!

Две заметки полностью разбили все его надежды на то, что в Хейвене скоро все утрясется.

Хейвен стал змеиным гнездом, и теперь змеи начинают жалить. Мне удалось избежать этого. Но что я могу сделать! Как противостоять? Как объяснить всем этим болванам очевидные вещи, если они ничего не желают знать? Как, если я ничего не видел своими глазами? Целый город катится под откос, а никто не хочет этого замечать!

Он вновь и вновь перечитывал заметки. Перед его глазами стояла Руфь, такая, какую он оставил ее, уезжая с Хилли из города. Ее глаза, внимательно смотрящие на него… Глаза, в которых написано: я прекрасно знаю, что мне предстоит умереть. И вот она умерла.

Ты могла бы поехать с нами, Руфь.

Ив, я не могу… Пойми меня правильно.

Если бы она уехала с ними в Дерри, она могла бы избежать опасности… и тогда подтвердила бы все его слова. Он пытался связаться с Хейвеном по телефону, пытался трижды… но оператор сказал, что на линии, очевидно, повреждение, и пусть он попытается позвонить еще раз попозже. Он понял, что связаться с Хейвеном не удастся.

Глядя на спящего Хилли, он вспомнил слово, которым один из докторов охарактеризовал его состояние, — аутизм. Ив знал, что означает это слово. И аутизм, и кома — только слова. Самое ужасное, что Хилли спит, и его невозможно разбудить.

Хороши же его родители! Ни Брайен, ни Мэри так ни разу и не поинтересовались самочувствием своего старшего сына.

Несколько раз Хилли осматривал детский психоневролог, пытаясь понять, что же происходит с мальчиком. Во время одного из осмотров Хилли вдруг прошептал: «Джонатан». Это было среднее имя Давида.

Вот и сейчас мальчик спал беспробудным сном. Иногда он открывал глаза, будто бы глядя на Ива или медсестру, но когда они пытались заговорить с ним, он только улыбался бессмысленной улыбкой и закрывал глаза, и засыпал вновь.

Он напоминал заколдованного мальчика из сказки, и только капельница да экран кардиографа нарушали иллюзию.

Хилли делали рентгеновский снимок коры головного мозга. На снимке была отчетливо видна какая-то пластинка, расположенная ближе к темени. Психоневролог поинтересовался, что по этому поводу думает Ив.

— Мне кажется, это какой-то дефект пленки, — сказал старик.

— Не думаю.

— Почему?

— Потому что тень, которую отбрасывает пластинка, слишком велика. Странно, что мальчик вообще до сих пор жив.

— Да, особенно если учесть, что вы до сих пор не смогли определить причину его плохого состояния.

— Мы ни на минуту не прекращаем исследования, — ответил психоневролог, неловко глядя в сторону. — Мне хотелось бы побеседовать с родителями мальчика.

— Они разыскивают своего пропавшего младшего сына.

— И все же позвоните им. Возможно, я сумею помочь им в их поисках.

Приезжали родители, но никто не смог им помочь. Они были очень странными; они уже «превратились». Психоневролог тоже это почувствовал и не слишком хотел вступать с ними в контакт. Ив едва удержался, чтобы вообще не выскочить из комнаты. Он не хотел видеть их странные пустые глаза. Женщина в голубой блузке не была его дочерью, хотя внешне и напоминала ее. Это уже не Мэри. Большая часть Мэри умерла, а то, что осталось, продолжало умирать.

Больше психоневролог не просил их приглашать.

С тех пор Хилли осматривали дважды. Второй раз пришелся на субботу, когда городской зал Хейвена взлетел на воздух.

— Чем они кормили его? — внезапно спросил врач Ива.

Вопрос застал старика врасплох.

— Что?

— Чем они кормили его?

— Ну конечно обычной едой.

— Сомневаюсь.

— Напрасно. Он вырос у меня на глазах. А почему вы спрашиваете?

— Потому что у него выпали десять зубов, — резко ответил врач.

Ив потирал скрюченную артритом ногу и думал:

Что ты собираешься делать, старина? Давид пропал, и лучше было бы, если бы он на самом деле умер.

Да. Так было бы намного проще. Печальнее, но проще. Но Ив не верил в такое простое решение проблемы. Давид наверняка жив. Он пропал, он в опасности, но его еще можно спасти. Если… Если бы удалось заставить свой мозг кое-что сделать. Если бы удалось заставить его сделать то, что нужно! Ведь промедление, опасное всегда, сейчас вдвое опаснее!

В понедельник вечером, очнувшись от дремоты (он задремал у постели Хилли), он встал, наклонился к самому лицу лежащего мальчика и в первый раз за все время окликнул его: