
Онлайн книга «Волчье солнышко»
– А врать тоже любите? – С чего вы взяли? – очень натурально изумился и даже слегка оскорбился я. Не отрывая от меня ироничного взгляда, он щелкнул пальцами, и позади него возникло огромное мягкое кресло, тоже ужасно старомодное. Что-то толкнуло меня под коленки – второе кресло, такое же массивное, со спинкой выше человеческого роста. – Прошу, – сказал он и сел. – Итак, по вашему утверждению, вы явились сюда из-за Мохнатого Хребта? – Вот именно, – сказал я, скопировал его позу и светским тоном добавил: – Надеюсь, вы в этом не сомневаетесь? – Нет, – сказал он. – Я и так знаю, что вы врете, к чему мне сомневаться? Собственно говоря, это неплохая задумка – объявить себя пришельцем из-за Хребта. Большинство у нас уверены в существовании за Хребтом каких-то неизвестных областей. Но, кроме большинства, есть еще и хорошо информированное меньшинство, к которому принадлежит и ваш покорный слуга. Так что для меня придумайте что-нибудь поубедительнее. Проще всего было бы передать вас компетентным органам на предмет соответствующей проверки. Последняя фраза мне особенно не понравилась, и я сказал: – Но-но, не забывайте… Он как-то странно взмахнул ладонью, и что-то зашевелилось у меня под курткой, тычась в ребра, – мой пистолет. Прежде чем я успел его схватить, кольт проплыл по воздуху и нырнул в карман незнакомца. – Вот, – сказал незнакомец. – Так гораздо спокойнее, не правда ли? Кто вы такой? – Знаете, это похоже на допрос. – А это и есть допрос, – кивнул он, сверля меня взглядом. Пора было брать инициативу в свои руки. Мне не нравились упоминания о допросах, проверках и компетентных органах. И тип этот не нравился, в нем я нутром чуял коллегу-контрразведчика, оседлавшего противника и принявшегося его разрабатывать. Только я сам привык разрабатывать других… Между нами было около двух метров жестких кочек – не так уж много. Я напряг мускулы, прикинул, как буду бить ребром ладони по горлу, и взметнулся с кресла. Небо, земля, обломки вертолета замелькали в бешеном хороводе, кочки вздыбились, и самая большая, самая твердая ударила по затылку. Я лежал, задыхаясь от боли и злого бессилия, а он не изменил позы, пальцем не шевельнул, смотрел скучающе, как смотрит взрослый на нехитрые проказы карапуза. Ударил он не сам, не рукой – уж в ударах я разбирался. Впечатление было такое, словно ветер закрутил меня, а потом сгустился до каменной твердости и ударил не хуже опытного боксера. Что ж, всегда найдется кто-то, лучше тебя умеющий то, что умеешь ты, – это азы. Ничего удивительного, если учесть, что этот тип создает кресла из ничего и повторяет трюки из репертуара Пацюка… – Вставайте, – сказал он, играя тростью. – И давайте без эксцессов – это бессмысленно при любом количестве попыток. Вставайте и садитесь. Я встал и сел – что мне еще оставалось? – Вот теперь мне совершенно ясно, что вы издалека. – Почему? – Потому что любой здешний знает: на меня бессмысленно бросаться с кулаками. Кто вы? – Я могу не отвечать на этот вопрос? – Можете, – кивнул он. – Можете не отвечать ни на какие вопросы. Я не собираюсь силой вытягивать из вас то, что вы хотите скрыть. – Тогда я могу идти? – Куда угодно. – А пистолет? Он бросил мне пистолет. Я поймал кольт на лету, сунул в кобуру и остался сидеть. Не мог я так просто уйти, и незнакомец, судя по его улыбке, отлично это понимал. – Ну? – спросил он. – В спину я не стреляю, почему же вы сидите? – Нет, постойте… – сказал я. – Вы рассчитываете, что я буду отвечать на ваши вопросы? – Хотелось бы. – Я оглянулся на Бауэра. Руди сидел в той же позе, глаза его смотрели пусто и мертво. Я обернулся к своему странному собеседнику: – Что с ним? – Откуда я знаю? – Не знаете? – Никто не знает. Он сидит здесь с тех пор, как существует мир. – И давно существует мир? – Давно. – А что было до него? Его лицо исказила непонятная гримаса. Он сказал сухо и быстро: – Раньше была Вечность. Это очень удачное слово – Вечность. Оно объясняет все и не объясняет ничего. Перед лицом Вечности глупо задавать вопросы, потому что она сама по себе – неразрешимый вопрос, затмевающий все остальные. Раньше была Вечность, вам этого достаточно? – Честно говоря, не очень, – сказал я. – Вечность не существует сама по себе. Всегда существует что-то помимо нее. – Я не люблю пустых фраз. – Я тоже, – сказал я. – И терпеть не могу слово «вечность». Вечности нет. – А сколько чертей может уместиться на острие иглы? – Я не знаю, можно ли вам верить… – сказал я. – Представьте, я тоже. – Но так мы никогда… Он не ответил. Его лицо странно изменилось вдруг, словно кто-то невидимый шептал ему что-то на ухо. – Ну вот. – Он пружинисто выпрямился. – Вот так всегда – ворвутся посреди разговора, и всегда это срочно, до зарезу… Мне пора. Мы еще встретимся в городе. Он начал таять в воздухе, как Чеширский Кот. Таяло узкое лицо хитрого черта, таяли старомодный костюм и трость. Кресел не стало. Я пошел к шоссе, не оглядываясь на обломки вертолета и куклу-Бауэра. Мир существует давно. До него была Вечность. Что под этим подразумевается? Иносказание, двойной смысл, метафора? Допустим, возможно, вероятно, не исключено, быть может. Классический набор. Полный перечень уклончивых допущений, крутящихся в мозгу исследователя, занесшего авторучку над первой, чистой страницей лабораторного журнала. Если сравнивать нашу работу с работой хирургов, как это любят делать иные журналисты, то мы очень несчастные хирурги – мы не знаем, каким недугом страдает распростертый под резким светом бестеневых ламп пациент, какой инструмент пускать в дело первым и есть ли вообще смысл резать. К тому же в девяти случаях из десяти пациент оказывается невидимым. Я поднял руку, и рядом со мной остановился броневик под номером четырнадцать. За ним тоже волоклись трупы. Попахивает средневековьем, но откуда я знаю – обоснована эта жестокость или нет. В особенности если дома у марсианина которую тысячу лет царят покой и благодать… Лязгнула крышка люка, вьп’лянуло усталое лицо с изжеванным окурком в углу широкого рта. – В чем дело? – спросил он ватным голосом. – Подвезите до города, – сказал я. Он выплюнул окурок и сказал вниз, в люк: |