Книга Тень Микеланджело, страница 20 – Пол Кристофер

Валентайн вздохнул.

— Дорогая Финн, моя работа состоит в том, чтобы вникать в подробности, порой в очень мелкие подробности. Когда я произвожу для кого-нибудь оценку редкой книги, начертание единственной буквы может оказаться ключом, позволяющим отличить подлинник от подделки. Если я консультирую кого-то по поводу жизненно важной информации, эта информация должна быть точной. Если ты смотришь на вещи пристально, ты видишь детали, ты видишь изъяны, а порой ты видишь абсолютное совершенство. И то и другое может быть в равной мере важным.

— Вы имеете в виду рисунок Микеланджело?

— Как пример, конечно. Проблема может заключаться именно в этом: возможно, это вовсе не Микеланджело. Людей иногда убивают и из-за подделок.

— Но тот рисунок был подлинным. Я ручаюсь.

Валентайн улыбнулся.

— Не обижайся, детка, но тебя едва ли можно считать авторитетным экспертом.

— А вас можно?

— Ты говорила, что у тебя есть цифровое изображение этого рисунка.

Финн кивнула, порылась в прислоненном к стулу рюкзаке, отыскала камеру и вручила ее Валентайну. Он открыл клапан на дне камеры, достал шнур и подключил к плоскому черному монитору фирмы «IBM». Когда он склонился над клавиатурой, Финн обошла его, остановилась позади и с удивлением отметила, что самого системного блока ни на столе, ни под столом нет.

— Сервер находится в подвале, — не поднимая головы, объяснил Валентайн, как будто прочел ее мысли. — Там прохладнее.

— Что у вас за машина? — поинтересовалась Финн. — Суперкомпьютер или что-то в этом роде?

— Не совсем, — ответил он. — Но близко к тому. У меня бывает много заказов от головастых ребят из Калифорнии, из Силиконовой долины, и порой они расплачиваются со мной не чеком, а компьютерной техникой или программным обеспечением. Ну что ж, приступим.

На экране появилось изображение рисунка Микеланджело в полную величину. Все детали просматривались безупречно.

— Ну? — спросила Финн.

— Я вынужден признать, что он выглядит впечатляюще. И кажется подлинным, во всяком случае на первый взгляд.

Он нажал еще несколько клавиш, и рисунок исчез.

— Что вы делаете?

— Провожу сравнительный тест. У меня есть кое-какие материалы в базе данных. Если потребуется больше, я смогу получить их, запросив дополнительные сведения.

— Что будете сравнивать?

— Слова вон там, в уголке. Посмотрю, тот ли это самый почерк.

Какое-то мгновение экран оставался пустым, потом появилось окно, разделенное на четыре секции, с фрагментом текста в каждой. Валентайн снова нажал клавишу, и в окне появилась пятая секция, с рисунком Микеланджело. Еще одно нажатие, и сам рисунок исчез, осталась одна надпись.

— Сейчас посмотрим, — сказал Валентайн.

Его длинные сильные пальцы умело бегали по клавишам, и Финн поймала себя на мысли о том, каково было бы ощутить прикосновение этих пальцев к своему телу. Впрочем, она выкинула эту мысль из головы, как только с экрана пропала большая часть изображения. Осталось лишь два текстовых фрагмента: выборка из какой-то явно очень старой итальянской рукописи и увеличенная надпись на рисунке.

Финн наклонилась через плечо Валентайна, касаясь волосами его щеки. Она легко прочла строки:

Как счастлив ты, букет цветов, зело

Искусно в волосы ее вплетенный

И, к ним прижавшись, счастьем одаренный

Лобзать бутонами ее чело.

Валентайн подхватил с начала следующей строки:

И платье счастливо, что днями напролет,

Собой покрыв, ее нагую грудь ласкает,

И сеть златая та в блаженстве пребывает,

Что к шее нежной и ланитам льнет.

Финн покраснела и отступила на шаг, сообразив, что, пока они читали, она стояла слишком близко к Валентайну.

— Это один из сонетов Микеланджело, посвященный его возлюбленной, Клариссе Саффи. Вообще-то она была куртизанкой.

— Насколько я помню, это самый первый из посвященных ей сонетов, — согласился Валентайн. — А ты, я вижу, молодчина.

— Да вы и сами непростой человек, — пробормотала она, отступая еще на полшага и нервно теребя волосы. — Большинству людей вообще невдомек, что он писал стихи.

— Тогда все писали стихи, — отозвался Валентайн, показывая в улыбке крупные ровные зубы. Он снова повернулся к экрану. — Я думаю, в те времена поэзия заменяла игровые шоу. А теперь сравним начертание букв и посмотрим, что у нас получится.

Медленно орудуя мышкой, он выделил несколько букв в одном тексте, потом отметил те же самые буквы в другом тексте и ввел ряд команд, после чего оба текста исчезли и на экране остались лишь два столбца литер: в одном столбце — взятых с рисунка, в другом — из старинной рукописи, принадлежавшей Микеланджело.

А А

Е Е

I I

О О

U U

Потом Валентайн мышкой стал одну за другой перетаскивать литеры из второго столбца, так что они накрыли первый:

А

Е

I

О

U

— По-моему, все совпало, — сказала Финн.

— По-моему, тоже, — отозвался Валентайн. — Я бы сказал, что твой рисунок определенно выполнен Микеланджело. Почерк, бесспорно, один и тот же. — Он помолчал и спросил: — Дилэни сообщил тебе, как был убит Краули?

— Он сказал, что его задушили, а потом еще и вонзили ему в рот какой-то ритуальный кинжал. — Финн поморщилась. — Честно признаюсь, мистер Краули мне не нравился, но это уже чересчур.

— Ритуальный кинжал? А не помнишь, какой именно?

— Дилэни называл его куммайя… что-то в этом роде.

— Понятно. Испания, Андалусия или Марокко.

— Вы что, все знаете?

— Обо всем понемногу. Как раз это и делает меня опасным.

— А вы опасны?

— Могу быть опасен.

Финн вернулась к креслу и снова села.

— И что же нам теперь делать?

— Пока не знаю точно, — пробормотал Валентайн, не отрывая глаз от экрана. — Это интересно, но…

— Это не те свидетельства, с которыми можно обратиться в полицию.

— Мы ведь имеем все это только в электронном виде. Самого рисунка нет. Кстати, Дилэни ничего не говорил насчет того, нашли ли рисунок в кабинете Краули?

— Нет. Он все время спрашивал меня, где я видела рисунок в последний раз. А я все время отвечала, что Краули держал его в руке. — Девушка нахмурилась. — Похоже, Дилэни вообразил, будто я его стянула.

— Там наверняка должны быть камеры наблюдения.