
Онлайн книга «Преисподняя. Адская бездна»
![]() «Техас, — подумала Али. — Красавица». — Доктор фон Шаде? — Она направилась прямо к Али, протягивая руку. — Большое спасибо, что согласились принять меня. Я Ребекка Колтрейн. Можно просто Ребекка. Высокая, под метр восемьдесят — без каблуков, Али специально посмотрела, — и удивительно, почти неестественно красивая. В ней не было ни капли тщеславия. Джинсы и белая блузка, которой давно не касался утюг. Длинные золотистые волосы схвачены на затылке в строгий «хвост». Лицо без косметики — даже губы не тронула помадой. Женщина, выполняющая важную миссию. Она сразу взяла быка за рога. — Мне нужна ваша помощь. Али женщина показалась знакомой. Может, они встречались? Или это какая-то знаменитость, чье лицо смотрит с обложки глянцевых журналов в бакалейной лавке. — Мой ребенок был среди тех, кого похитили на прошлой неделе. Губы женщины не дрожали. Голос тоже. Никакой патетики. Только факты. Кабинет Али не первый, в котором она побывала. Теперь Али вспомнила. Это лицо стало олицетворением всех матерей, у которых пропали дети. Та самая Ребекка. Внезапно Али поняла причину галантности Грегорио. — Присаживайтесь, — сказала Али. Ребекка не отреагировала на приглашение. — Я не отниму у вас много времени. Обещаю. — Садитесь, — повторила Али. — Выпьем с вами чаю. — Но вы ведь заняты. Все очень заняты. Эту женщину жизнь изрядно потрепала. Совершенно очевидно, что ее прогоняли — и не раз. — Чай, — решительно объявила Али. — Чай с пирожными. — Я принесу, — вызвался помочь Грегорио и скрылся за дверью. Чудеса, да и только. Неужели у баскского убийцы драконов есть домашняя жилка? Ребекка дотронулась до спинки стула и перевела дух. Потом села. Отчаянная женщина, подумала Али. В противном случае она не осмелилась бы явиться сюда, на вражескую территорию. Уже неделю, с той самой ночи, когда похитили детей, газетные обозреватели и ведущие телевизионных шоу представляли институт Али как логово сочувствующих хейдлам, предателей и криптотеррористов. Кирпичные стены здания пестрели оскорбительными надписями. Сотрудникам института резали покрышки. Али начинала думать, что полицейские симпатизируют вандалам, потому они были явно не на ее стороне — задерживались на пару минут, когда она их вызывала, ни разу не поставили снаружи дежурную машину. — Значит, вот вы какие, — произнесла Ребекка. — Да, это мы — во всем блеске, — ответила Али. — Наша «Студия». До нас здание арендовала танцевальная студия. Как видите, больше похоже на склад. Мы просто хватаем все, что поднимается к нам из глубин, и складываем на полки. Когда-нибудь появятся время и деньги, чтобы все изучить и должным образом заархивировать. А еще музей. И просветительский центр. Передвижные экспозиции. Циклы лекций. Да, у нас свои мечты. — Я ожидала большей секретности, — сказала Ребекка. — Что-то мрачное. Готическое. — Вы не одна такая. Люди думают, тут поклоняются дьяволу или что-то в этом роде. Мы все время пытаемся сломать это представление. Она умолкла, позволив Ребекке без помех оглядеть помещение. Весь кабинет был заставлен артефактами хейдлов, причудливыми, гениальными или отвратительными — изготовленными из человеческой кожи или костей. Внимание женщины привлекла фотография на письменном столе Али. — Вот она какая, — сказала Ребекка. — Я видела вас по телевизору, когда они спросили, есть ли у вас дети. Красавица. — Моя Мэгги, — кивнула Али. Это была последняя фотография дочери. — Милое имя. И глаза у вас одинаковые. — Она говорила так, словно Мэгги не умерла. Али это понравилось. — А подбородок точно отцовский. Али вздрогнула. — Отцовский? Где Ребекка могла видеть Айка? — Это ведь его фотография на верхней полке? Али подняла голову — она и забыла, что там, наверху, стоит снимок Айка. Наполовину скрытое в тени — как и сам Айк — угловатое и очень серьезное лицо. Татуировка, нанесенная хейдлами, подчеркивает скулы. Они заявили о своей власти над ним. — Из прежней жизни. Фотографии десять лет. С тех пор от него нет вестей. — Он жив? — Не знаю. Я спрашивала колонистов и исследователей, поднимавшихся на поверхность. Ходят разные слухи. Ничего конкретного. Сомневаюсь, что теперь это имеет хоть какое-то значение. — Так долго оставаться в неведении. Ребекка покачала головой. — Я выжила, — ответила Али. — Потеряла одного, обрела другого. А потом потеряла и дочь. Врачи винили в смерти Мэгги вирус гриппа, неопасный для других детей. Что-то ослабило девочку, сделало восприимчивой к болезни. Али во всем винила преисподнюю. Именно там она забеременела от Айка — нечаянно. Зачатая во тьме, девочка и на свету никогда не отличалась крепким здоровьем. — Он бросил вас и дочь, — сказала Ребекка. — Вернулся под землю. Так мне говорили. — Айк ушел еще до ее рождения, — возразила Али. Боль еще не прошла. «Десять лет». — Можно мне спросить? Остановите меня, если что не так. Мне любопытно. Наверное, он был хорошим человеком, раз вы его выбрали. Но как можно бросить ребенка? Али вздохнула. — Айк оставался на поверхности столько, сколько смог выдержать. Но у него оставались вопросы, требовавшие ответа. Он был убежден: там, внизу, что-то есть. — Хейдлы? — Нет. Мы не сомневались в их гибели. Другое. Более серьезное. Айк не мог выразить это словами, но чувствовал, еще со времен плена. Думаю, нечто на уровне подсознания, вроде связи между похитителем и жертвой. Как неоконченное дело. Только Айк настаивал, что это реальность. И ее обязательно нужно найти. — Место? Или вещь? — Не знаю. И он не знал. Только говорил, что это важно. Что это может изменить все. А потом ушел. В ночь, в туннель. — А вы когда-нибудь хотели пойти вслед за ним? — спросила Ребекка. — Мне нужно было заботиться о ребенке. — Я имела в виду: вместе с ребенком. Али пристально посмотрела на гостью. Эта женщина понимает. Может, это звучит сентиментально, но любовь означает самопожертвование. — Постоянно — первое время. Потом все меньше и меньше. Пока у меня была дочь… Али заставила себя замолчать. Продолжать не имело смысла. — Я испытываю то же самое по отношению к Джейку, — сказала Ребекка. — Так звали моего мужа. — «Звали», отметила Али. В прошедшем времени. Она его уже списала. Быстро. — У нас была своя жизнь. Хорошая. Теперь осталась только Сэм. Моя дочь. |