Книга Досье Дракулы, страница 82 – Джеймс Риз

Сердце на месте. Но это все-таки он. Торнли осведомлен. Кейн приезжает.

Стокер

10 сентября [1888 года]

Дружище Кейн!

Ты должен всерьез подумать о том, чтобы приехать в Лондон. Прости, но кровавые события, уже третье по счету убийство — на этот раз миссис Чэпмен, — делают твое присутствие необходимым.

На этот раз сердце удалено не было, хотя тело вскрыто. А вот матка отсутствует. Он что, начал их снова коллекционировать, как в старые времена? Едва ли: скорее что-то помешало ему добраться до сердца, и он забрал, что смог. Возможно, он не контролирует себя в буквальном смысле слова. Как еще объяснить всю эту бессмыслицу, весь этот ужас? Но его возможности возрастают. Сейчас пишут о наличии у него «анатомических познаний», о том, что он намеренно носит с собой клинок, и создается впечатление, будто он все больше свыкается со своей двойственной природой. Это предвещает еще много плохого, Кейн. И сейчас наша единственная надежда, помимо наших собственных действий, в том, что его адская работа будет прервана. Предположим, ему не удастся полностью и успешно маскироваться, и, значит, его можно будет увидеть и поймать. Эбберлайн, кажется, пытается выйти на след Тамблти главным образом через меня, но я ничего ему не говорю. А может быть, должен сказать? Таких вопросов накопилось много, их необходимо обсудить. Надеюсь, Кейн, что это случится скоро. Приезжай!

Торнли обо всем знает и консультирует меня из Дублина. Если позову, приедет. Разумеется, я должен был рассказать ему все, но не бойся: он воплощение доверия. Сейчас Флоренс и Ноэль на его попечении. Предлагаю укрыть Мэри и Ральфа в замке. Еще раз повторяю: не бойся. Я — вот кто ему нужен. В этом у меня нет сомнений. Я был не до конца откровенен с тобой, Кейн, не желая понапрасну тебя тревожить, но теперь буду рассказывать все без утайки и начну с того, что в утро убийства миссис Николс он явился в дом № 17 и оставил послание: он, вернее, они желают совершить ритуал взвешивания. Вот для чего он охотится за сердцами. Сперанца уверена, что еще не одна жизнь будет потеряна, если мы не станем потакать ему — но как?

Завтрашний ливерпульский поезд отходит в 9.45 утра. Если не сможешь приехать, телеграфируй. В противном случае ищи меня на платформе, откуда мы поспешим на Парк-стрит.

Стокер

Среда, 12 сентября

Вчера днем мы собрались втроем на Парк-стрит.

— «Omnia Romae venalia sunt», — изрекла Сперанца.

— Ювенал, откликнулся Кейн. — «Сатиры». «В Риме все на продажу». Но попрошу вас, леди Уайльд, объяснитесь.

Мы уже некоторое время сидели в салоне Сперанцы, обсуждая преимущества и недостатки тактики наблюдения и выжидания. Кейн предлагал действовать так и впредь, мы со Сперанцей были против этого.

— Мистер Кейн, то, что я имею в виду, так просто. Все, как действие, так и бездействие, имеет свою цену. И мне кажется, цена последнего становится слишком очевидной и слишком высокой.

— Но, Сперанца, конечно…

— Конечно, мистер Кейн, конечно, ценой ожидания может оказаться жизнь четвертой женщины. Вы желаете рискнуть ею, мистер Кейн?

— Леди Уайльд, вы оскорбляете меня своим вопросом.

— Ничего подобного, мистер Кейн, я не делаю. Я просто указываю, хоть и так ясно, что…

Пришла моя очередь вмешаться.

— Пожалуйста, с нажимом произнес я. — Пожалуйста.

Мой призыв к спокойствию был услышан, и я вновь заговорил:

— Боюсь, Кейн, леди Уайльд права. Дальнейшее ожидание и бездействие чревато риском, что прольется еще больше крови.

Я должен был рассказать ему о послании, оставленном мне после убийства миссис Николс, но пока поведал лишь об утрате моего кукри (вопрос: это орудие убийства?) и о том, в какое положение это ставит меня и всех нас.

— Мы должны действовать, Томми. Ты согласен?

Слишком напуганный, чтобы ответить, он ограничился кивком.

Но если он интересовался тем, как следует действовать, что делать и когда именно, то и меня это интересовало не меньше. Ответ пришел от леди Уайльд:

— Мы должны обратиться к его демону.

Кейн вскочил со стула.

— Вот как! Сделать так — значит поступиться остатками здравого смысла! Может, Сперанца, устроим на приеме в следующую субботу спиритический сеанс? На него можно будет пригласить всех наших друзей: земных и небесных, инфернальных и астральных.

— Кейн, послушай, — попытался я вновь успокоить его, но не смог.

А тут еще Сперанца подлила масла в огонь:

— Надо же, мистер Кейн, а у вас, оказывается, есть чувство юмора. Удивительно. Прочитав вашу последнюю книгу, я не заметила у вас таких способностей.

Это, конечно, не могло не задеть его за живое.

— Не заметили способностей, надо же! Но позвольте напомнить вам, что моя последняя книга издана в трехстах тысячах экземпляров только за последние полгода, а сейчас выходит в финском переводе.

— В самом деле? Может быть, сэр, вы хотели сказать — в финальном переводе? Мне кажется, мир не нуждается в подобном избытке творений Кейна.

— В чем же тогда нуждается мир? В еще большем количестве прирученных уайльдовских слов?

— Мои слова, мистер Кейн, еще никто не называл «прирученными». Если же вы говорите о творчестве моего Ас-кара, тогда…

— Леди Уайльд, я вообще никогда не говорю о творчестве вашего Ас-кара, ни публично, ни приватно.

При этих словах Сперанца медленно встала и двинулась к нему.

Он пошел ей навстречу. Так они и стояли посреди ее салона, нос к… пупку.

— Да успокойтесь вы! Это нелепо! Умоляю вас обоих прекратить ссориться и вспомнить, зачем мы собрались. Да посмотрите же на себя!

Не сразу, но они оба сели на прежние места, Кейн быстрее, а Сперанца так, словно двигалась сквозь воду.

Вернувшись в свой угол, Кейн хлопнул себя ладонью по губам. Я видел, действительно видел, что он сам дивился тому, как с них сорвались эти слова.

— Леди Уайльд, — с придыханием произнес мой друг, — сможете ли вы простить меня?

— Полагаю, что смогу, мистер Кейн, — заявила Сперанца. — Но думаю, воздержусь… еще несколько минут. В конце концов, я предлагаю быть любезными друг с другом, всего лишь любезными.

И, видимо решив подкрепить свои слова действиями, она позвонила в колокольчик и вызвала Бетти, которая, по прошествии времени, принесла ужасающий чай, подавать который вдобавок ей мешала зажатая в левой руке лилия на длинном стебле. Кроме того, от нее попахивало одеколоном. Значит, мы вновь прибыли на Парк-стрит, слегка разминувшись с Оскаром Уайльдом.