Книга Флэшбэк, страница 68 – Дэн Симмонс

Набитый рюкзак был тяжеловат. На поясе, в кобуре, висел «глок». В рюкзаке лежал полный комплект полицейской бронеодежды, который Ник купил, потеряв работу, — штука куда серьезнее вчерашнего кевлара, — боевой нож в кожаных ножнах, старый, еще отцовский карабин М4А1, крепившийся к нему гранатомет М209, упаковка гранат М406НЕ, автомат со стреловидными пулями «негев-галил» и компактный девятимиллиметровый полуавтоматический пистолет ЕМР 1911-А1 производства Спрингфилдского арсенала. Еще Ник взял револьвер «смит-и-вессон» модели 625 сорок пятого калибра, которым с успехом пользовался на соревнованиях, работая в полиции, — шесть выстрелов, скоростная перезарядка при помощи особого приспособления и еще шесть выстрелов, всего за три с небольшим секунды. Наконец, в рюкзаке были требовавшиеся для оружия боеприпасы.

— Осторожнее с рюкзаком, — сказал он Сато, занимая складное плетеное сиденье в хвосте вертолета, под которое и засунул тяжелый мешок.

— Взяли с собой свои игрушки, Боттом-сан? — спросил тот.

Шума от винтов, основного и хвостового, почти не было, но, когда вертолет поднялся в воздух, выровнялся и направился на юг, рев воздуха в открытых дверях оказался настолько громким, что Сато протянул Нику наушник и прокричал номер закрытого канала для связи.

Они летели с неизменной скоростью на высоте около трех тысяч футов. Ник смотрел в открытую дверь: южная окраина Денвера внизу переходила в северную окраину Касл-Рока.

Сегодня утром было прохладнее — первое по-настоящему прохладное утро в этом сентябре; солнечный свет падал на здания и машины, которые казались чистыми и обычными, принадлежащими к нормальному миру. Даже заброшенные ржавеющие ветряки вдоль Континентального водораздела, справа от вертолета, казались в этом насыщенном утреннем свете аккуратными и чистыми. Сама горная цепь, кроме высокого Пайкс-Пика, загибалась к западу, в то время как «стрекоза» летела на юг, над I-25.

Ник едва не улыбнулся. Он знал, что должен стыдиться чувства облегчения, поднявшегося в нем, когда позвонил Сато и сообщил о «стрекозе». Но оно было намного сильнее чувства вины. Уж очень не хотелось ехать целый день в Санта-Фе при дневном свете, чреватом всякими неприятностями.

— Почему вы передумали? — спросил он Сато по закрытому каналу.

— Насчет чего передумал, Боттом-сан?

Сегодня утром японец выглядел сонным. А может, он просто медитировал посреди квадрата солнечного света, падающего на их сиденья и заднюю часть фюзеляжа.

— Насчет того, чтобы лететь, а не ехать.

Сато неловко покачал головой на манер Одджоба.

— Нет-нет. На «сасаяки-томбо» мы долетим только до Рейтон-Пасса и границы штата. Оттуда поедем на двух грузовиках по Нью-Мексико до самого Санта-Фе. Добираться до этих машин по воздуху быстрее.

Ник сумел ограничиться кивком, отвернулся от Сато и принялся разглядывать заброшенные ранчо, земельные угодья между городами и почти не используемый хайвей под вертолетом. Они уже миновали Колорадо-Спрингс. Позади, справа от них, остался и массив Пайкс-Пика. Широкая вершина горы, на одиннадцать тысяч футов превосходящая высоту их полета, местами уже была покрыта снегом.

— Ник, может, попробуем этот Эф-два? — спрашивает Дара.

Солнечный субботний день. Они лежат в спальне. За окном январь, Даре остается жить всего десять дней. Они только что занимались любовью: неторопливо, без огня, но как чудесно! Такое бывает с семейными парами, которые перешли на новый уровень интимных отношений.

Почти шесть лет Ник не хотел флэшбэчить на эти последние месяцы перед смертью Дары, даже на самые приятные воспоминания: ощущение близости рокового события затмевает радость от созерцания любимой. Но сейчас он сделал исключение: этот полузабытый разговор в январскую субботу, пять с половиной лет назад, мог оказаться важным для нынешнего расследования.

Вэлу десять лет. Весь этот долгий, неторопливый день он проводит у друга-именинника под присмотром Лоры Макгилври.

— Нет, серьезно, — говорит Дара, прижимаясь к нему обнаженным телом. — Обычный флэшбэк ты со мной не хочешь попробовать, так давай хоть этот — о нем теперь все твердят. Я слышала, что он позволяет только счастливые мысли.

Ник кряхтит. Он бросил курить, но именно в этот момент, после любовных ласк, остро ощущает, что в шкафу, всего в нескольких футах, лежит спрятанная пачка.

— Флэшбэка-два не существует, — возражает он. — Это все выдумки. Извини, что разочаровываю тебя, малышка.

— Черт побери. Я всегда думала, что это просто власти так утверждают, а на самом деле вы хватаете употребляющих Эф-два, и у вас среди улик полно ампул с этим добром.

— Не-а, — говорит Ник и проводит пальцами по ее талии. Ему нравится смотреть, как на коже Дары появляются гусиные пупырышки. — Полная брехня. Нет такого наркотика. Но если бы и был, на кой черт он тебе нужен? Мы даже и обычный флэшбэк никогда не пробовали.

— Ты был бы против, если бы я захотела, — скорчила недовольную гримасу его молодая жена.

Старая шутка: она хотела пробовать всякие запрещенные вещи, эта когда-то непреклонная девочка-невеста, считавшая грехом лишний стаканчик вина за обедом.

Ник берет ее голову своими большими руками и легонько встряхивает.

— Что тебя тревожит? Я ведь вижу — что-то тревожит.

Дара поворачивается и опирается на локоть, чтобы видеть его.

— Мне так хочется поговорить с тобой, Ник. Но мы не можем поговорить.

Ник знает, что в таких вот супружеских беседах ничего хуже быть не может, но все же прыскает со смеху. Дара отодвигается от него на несколько дюймов и подтаскивает подушку, чтобы закрыть свои красивые груди.

— Прости, — говорит Ник, вполне искренно. Он знает, что обидел жену. И ему грустно, что та закрывается от него. — Просто мы с тобой все время говорим и говорим.

— Когда ты дома.

— И ты, — упрекает Ник ее в ответ. — Приходишь домой поздно и уезжаешь на выходные не реже, а то и чаще меня.

И опять он жалеет, что сказал это.

— Такая у нас работа… — шепчет Дара.

Паря над этой сценой, прислушиваясь к тогдашним своим мыслям и к их разговору в тот день, пять с лишним лет назад, Ник уже готов признать, что ошибся… что Дара в тот день не сказала ничего важного.

— Я думал, нам нравится наша работа, — говорит тогдашний Ник.

«Идиот. Олух», — думает Ник нынешний.

— Конечно нравится. Мне всегда нравилась. Но нам запрещают говорить о… ну, о служебных делах.

Тогдашний Ник думает, что понимает ее. В расследовании убийства Кэйго Накамуры много такого, о чем он не может беседовать с Дарой, потому что она работает у окружного прокурора Мэнни Ортеги. Тогдашний Ник думает, что она обижена его молчанием.

— Извини, Дара. Есть вещи, о которых я не мог говорить, и…