Онлайн книга «День Совершенства»
— Какая классификация? — 140Б. — Это что такое? — Техник-офтальмолог. — И что ты делаешь? Она повернулась к нему. — Я подгоняю линзы, — сказала она, — В детском отделении. — Тебе нравится? — Конечно, — она посмотрела на него с удивлением. — Почему ты задаешь мне столько вопросов? — спросила она. — И почему ты так меня рассматриваешь, будто впервые видишь номера? — Я впервые вижу тебя, — сказал он. — И я хочу узнать тебя. — Я такая же, как все остальные, — сказала она. — Во мне нет ничего необычного. — У тебя острый подбородок. Она отодвинулась, и было видно, что она смущена и даже оскорблена. — Я не хотел тебя обидеть, — сказал он. — Просто хотел заметить, что в тебе есть что-то необычное, даже если это не существенно. Она пристально посмотрела на него, затем отвела взгляд и покачала головой. — Не понимаю тебя, — сказала она. — Ты прости, — сказал он. — До прошлого вторника я был болен. Но мой наставник водил меня в Главный Медцентр, и там меня подналадили. Сейчас дело пошло на поправку. Ты не волнуйся. — Вот это хорошо, — сказала она. Через минуту повернулась к нему и радостно заулыбалась. — Прощаю тебя, — сказала она. — Спасибо, — сказал он, и ему вдруг стало грустно за нее. Она опять посмотрела в сторону. — Надеюсь, мы споем «Освобождение масс», — предположила она. — Споем, споем, — заверил он девушку. — Я люблю эту песню, — сказала она и, улыбаясь, стала мурлыкать мотивчик. Он продолжал на нее искоса поглядывать, стараясь это делать незаметно, чтобы со стороны выглядело нормально. Мэри КК сказала правду: она ничем не отличалась от любого другого номера, если не считать такой мелочи, как острый подбородок и неправильного цвета ноготь на пальце ноги. Она была в точности такая же, как любая Мэри, или Анна, или Пиис, или Айни, которые были его подружками: покорная и добрая, услужливая и трудолюбивая. И все-таки ему было за нее грустно. Почему? А интересно, вызвали ли бы у него это чувство все другие девушки, если бы он их так же внимательно, рассмотрел и выслушал, как он смотрит на Мэри КК и слушает ее? Он поглядел на номеров, сидящих от него по другую сторону, рядом с ним, ниже его и выше его. Все они были, как Мэри КК, все улыбались и готовы были петь свои любимые рождественские песни. И все они одинаково нагоняли тоску, вызывали в нем грусть — любой и каждый в амфитеатре, сотни, тысячи, десятки тысяч. Скопища их лиц напоминали смуглые бусины, нанизанные на рядами уложенные струны. Прожектора вырвали из темноты золотой крест и красный серп в центре чаши. Грянули четыре знакомые фанфарные ноты, и каждый запел: Братство могучее, единая Семья, Сплоченные и дружные, без всяких лишних «Я». Братству нерушимому мы жизни отдаем, И Братство дарит жизни нам, которыми живем. Нет, не были они могучим Братством, подумалось ему. А были они убогой общиной, тоскливой и достойной жалости, одурманенные медикаментами и обезличенные браслетами. Это Уни был могуч. Братство могучее, славное племя, Мы побеждаем пространство и время. Он машинально подпевал, думая, что права была Маттиола: ослабленная доза влекла за собой новое для него ощущение несчастливости. В одиннадцать часов вечера в воскресенье он встретился со Снежинкой в проходе между двумя зданиями на Нижней Площади Христа. Он обнимал и целовал ее с благодарностью, за ее сексуальность и юмор, бледную кожу и горький привкус табака — за все, что было ею и более никем. — Слава Христу и Вэню, я рад тебя видеть, — сказал он. Она сильно прижала его к себе и счастливо улыбнулась. — Не сладко все время быть среди «нормальных»? — Еще как! — сказал он. — Сегодня утром мне хотелось пробить не по мячу, а по команде моих футболистов. Она рассмеялась. Он испытывал депрессию после того вечера и концерта; теперь же он почувствовал себя свободным и счастливым и даже ростом выше. — Я-таки нашел себе девушку, — сказал он, — и — ты не поверишь — у меня не было с ней никаких проблем. — Гнусь! — Конечно, не так долго и не так здорово, как было с тобой, но ведь не прошло и суток! — Я могу обойтись и без подробностей. Он усмехнулся, крепко обнял ее ниже пояса. — Мне кажется, я способен проделать это и сегодня, — сказал он, поглаживая ее большими пальцами. — Твое «Я» растет прямо на глазах. — Все во мне растет! — Пойдем, братец, — сказала она, убирая его руки и складывая ладонями вместе. — Будет лучше отвести тебя в помещение, пока ты не запел. Они вышли на площадь и стали пересекать ее по диагонали. Безжизненно свисали флаги и украшения, развешанные на Рождество Марксово и смутно маячившие в отсветах дальних фонарей в проулках. — Но куда же мы идем? — спросил он, полный счастья. — Где та тайная явка, где встречается хворое отребье молодого здорового поколения? — В Пред-У, — сказала она. — В музее? — В нем самом. Ты сможешь придумать лучшее место для группы морочащих Уни аномалов? Ведь мы с тобой именно к ним и принадлежим. Полегче, — сказала она, придерживая его за руку, — не маршируй так энергично. На площадь из проулка, куда они направлялись, вышел номер. Он нес то ли чемоданчик, то ли телекомп в футляре. Чип умерил шаг и шел нормально рядом со Снежинкой. Номер — он нес телекомп, — поравнявшись с ними, улыбнулся и кивнул. Они улыбнулись и кивнули в ответ. Чип со Снежинкой спустились по ступенькам, и площадь осталась позади. — А кроме того, — продолжала прерванный разговор Снежинка, — там от восьми и до восьми пусто, и там бесконечное множество курительных трубок и забавных одежд, и потрясающих кроватей. — Вы берете эти вещи? — Мы не трогаем кроватей, — сказала она. — Но время от времени ими пользуемся. Торжественное собрание в конференц-зале было лишь в твою честь. — Что еще вы делаете? — Ну, сидим в кружке и понемножку жалуемся на жизнь. Этим по большей части занимаются Маттиола и Леопард. С меня хватает курения и секса. Король иногда забавно пародирует некоторые ТВ-передачи — подожди, еще увидишь, как ты теперь сможешь хохотать. — Кроватями вы пользуетесь на групповой основе? — Только попарно, дорогой. Мы не настолько Пред-У. |