
Онлайн книга «Ребенок Розмари»
![]() – Где он? – спросила Розмари. Лаура-Луиза вздрогнула и вскочила. – Боже мой, дорогая, – произнесла она, и лупа повисла у нее на груди на красной плетеной ленточке. – Как ты меня напугала! Ты так неожиданно проснулась! Розмари закрыла глаза и глубоко задышала. – Ребенок… где он? – настойчиво повторила она. – Подожди-ка минуточку, – заспешила Даура Луиза и повернулась, держа палец в журнале. – Я позову Ги и доктора Эйба. Они на кухне. – Где ребенок? – снова спросила Розмари, но Лаура-Луиза уже ушла, так ничего и не ответив. Она попыталась приподняться, но снова упала на кровать, руки не слушались. Сильная боль пульсировала между ног, словно колола сотня острых ножей. Розмари лежала и вспоминала все по порядку. Был вечер. Часы на стене показывали пять минут десятого. Вошли Ги и доктор Сапирштейн. Оба были какие-то решительные и мрачные. – Где ребенок? – повторила она свой вопрос. Ги подошел к кровати, наклонился и взял ее за руку. – Милая, – начал он. – Где он? – Милая… – Он хотел еще что-то сказать, но не мог и повернулся к доктору, ища в нем поддержки. Доктор Сапирштейн внимательно посмотрел на нее. В его усах застрял кусочек кокосовой скорлупы. – У тебя были осложнения, Розмари, – сказал он. – Но на следующие роды это не повлияет. – Он… – Она с ужасом уставилась на доктора. – Умер, – подтвердил тот. И кивнул. Розмари перевела взгляд на Ги. И Ги тоже кивнул. – У него было неправильное положение, – пояснил Сапирштейн. – В больнице я, возможно, и смог бы что-нибудь сделать, но у нас совсем не было времени везти тебя туда. А пытаться сделать что-то здесь было бы… просто опасным для твоей жизни. – У нас с тобой еще будут дети. Как только ты немного поправишься. Я тебе обещаю, – нежно сказал Ги. – Совершенно верно, – согласился доктор Сапирштейн. – Можно будет попробовать уже через несколько месяцев, и шансы, что повторится что-то подобное, ничтожно малы – один на тысячу. Такое случается очень редко – один раз на десять тысяч рождений. Сам же ребенок был абсолютно здоровый и нормальный. Ги сжал ее руку и ободряюще улыбнулся. – Как только ты поправишься… Розмари посмотрела на него, потом на доктора Сапирштейна с кусочком кокосовой скорлупы в усах. – Вы врете. Я вам не верю. Вы оба врете. – Милая, – начал Ги. – Он не умер, – сказала она. – Это вы забрали его. Вы мне все врете. Вы колдуны. Вы врете. Врете! Врете! Врете!! Ги прижал ее плечи к кровати, а доктор Сапирштейн сделал укол. Розмари ела суп и маленькие кусочки хлеба с маслом. Ги сидел рядом и тоже ел бутерброд. – Ты просто сошла с ума, – говорил он. – Ты совсем свихнулась. Это иногда происходит у беременных на последних неделях. Так говорит Эйб. Он даже сказал, как это называется. Какая-то там горячка, вроде истерии. И у тебя она началась в полную силу. Розмари ничего не ответила и зачерпнула полную ложку супа. – Послушай, – продолжил он. – Я знаю, почему ты считаешь, что Минни и Роман – колдуны, но как ты приписала к ним Эйба и меня? Она опять ничего не ответила. – Хотя, наверное, глупо об этом спрашивать. При горячке такой бред начинается беспричинно. – Он взял еще кусочек хлеба и откусил сначала с одного конца, потом с другого. – Зачем ты обменялся с Дональдом Бомгартом галстуками? – спросила Розмари. – Почему я… а это тут при чем? – Тебе нужна была его личная вещь, чтобы они смогли наслать на него порчу и ослепить. Ги дико уставился на нее. – Милая, о чем ты говоришь, ради всего святого! – Ты знаешь. – Бог ты мой! Я обменялся галстуками, потому что мне больше понравилась расцветка его галстука, а ему нравился мой. А ничего не сказал тебе, потому что это, как мне показалось, слегка отдает голубизной, и я просто постеснялся. – А где ты достал билеты на «Фантастике»? – Что? – Ты сказал, что тебе их дал Доминик, а он ничего не давал. – О Господи! И поэтому я стал колдуном? Да мне их дала девушка по имени Норма, фамилии не помню, мы с ней познакомились на прослушивании, ну и выпили по паре коктейлей. Ну, а Эйб-то что натворил? Как-нибудь по-особому завязал шнурки на ботинках? – Он пользуется таннисовым корнем. А это дьявольская вещь. Его медсестра сказала мне, что от него так пахнет. – Может быть, Минни тоже подарила ему амулет, как и тебе. Ты хочешь сказать, что им пользуются только колдуны? Это даже странно!.. Розмари промолчала. – Давай, милая, называть вещи своими именами. У тебя была обыкновенная предродовая горячка. А теперь ты отдохнешь как следует, и все пройдет. – Он нагнулся и взял ее за руку. – Я знаю, что с тобой сейчас стряслось самое ужасное в жизни. Но с этого момента все будет хорошо. Фирма «Уорнер» вот-вот предложит мне большую роль, и компания «Юниверсал» тоже мной заинтересовалась. Я быстро пойду в гору, и скоро мы уедем из этого города, поселимся в Беверли-Хиллс. У нас будет бассейн, собственный сад с травами и все такое прочее. И дети тоже, Ро. Честное слово! Ты же слышала, что сказал Эйб. – Он поцеловал ей руку. – Ну, мне пора бежать на работу завоевывать себе популярность. Он встал и направился к двери. – Я хочу посмотреть твое плечо. – Да ты что? – Да. Дай мне посмотреть. Левое плечо. Гц озабоченно посмотрел на нее и сказал: – Ну хорошо. Все, что ты пожелаешь. Он расстегнул воротник и снял через голову голубую вязаную рубашку. Под ней была еще белая майка. – Обычно я люблю это делать под музыку, – улыбнулся он, снял майку, подошел к кровати, нагнулся и показал Розмари левое плечо. Никакого знака там не было. Просто маленький след от прыщика. Потом он продемонстрировал ей правое плечо, грудь и спину. – А остальное потом, – пошутил Ги. – Хорошо. Он добродушно усмехнулся. – А теперь вопрос: мне можно одеться или идти прямо в таком виде и перепугать насмерть Лауру-Луизу? Грудь Розмари наполнялась молоком, и надо было ее опорожнять. Доктор Сапирштейн показал ей, как пользоваться резиновым отсосом для молока, напоминавшим стеклянный клаксон. Несколько раз в день к ней приходила Лаура-Луиза, или Хелен Виз, или кто-нибудь еще с небольшой мензуркой. Она сцеживала из каждой груди одну-две унции чуть зеленоватой жидкости, пахнущей таннисовым корнем. Когда прибор и мензурку уносили, Розмари снова ложилась в постель и едва сдерживала слезы, разбитая и одинокая. |